Зеркало смерти, или Венецианская мозаика
Шрифт:
По суеверной привычке Коррадино быстро проскочил между колоннами Святого Марка и Святого Теодора. Одинаковые белые столбы, венчавшиеся фигурами святого и химеры, терялись в густой черноте. Задерживаться здесь — плохая примета, ведь между колоннами казнили преступников, вешали или живыми закапывали в землю. Коррадино перекрестился, поймал себя на этом жесте, улыбнулся: хуже ему уже не станет, и все-таки ускорил шаг.
Впрочем, одно несчастье еще может случиться: если мне помешают закончить последнее дело.
Выйдя на площадь Святого Марка, Коррадино отметил, что все знакомое и любимое с детства
Может, еще не поздно войти в дом Господа, положиться на милость священников и попросить убежища?
Но те, кто искал его, тоже платили за убранную драгоценными камнями усыпальницу с мощами венецианского святого, за бесценные мозаики, сверкающие под свечами. Для Коррадино там нет убежища. Нет и прощения.
Он торопливо прошел мимо базилики, нырнул в арку часовой башни Торре дель Оролоджио и позволил себе бросить взгляд на циферблат огромных часов. Сегодня причудливые звери зодиакального круга двигались, казалось, особенно торжественно. Танец смерти. Коррадино больше не мучил себя прощальными взглядами — смотрел под ноги. Но даже это не принесло ему облегчения, он мог думать только о тессерах. Он мысленно сплавлял стеклянные пластинки всех форм и оттенков и выдувал восхитительный сосуд, нежный и разноцветный, словно крыло бабочки.
Я знаю, что никогда уже не прикоснусь к стеклу.
На Мерчерии дель Оролоджио продавцы убирали на ночь свои кувшины. Коррадино прошел мимо торговца стеклом: тот выставил на прилавок товар, точно драгоценности. В воображении Коррадино кубки и безделушки порозовели, их очертания расплылись. Он почти ощутил жар печи, почувствовал запах серы и кварца. С детства такие образы неизменно успокаивали его. Сейчас же ему представился адский огонь. Разве не туда попадают предатели? Флорентиец Данте ясно высказался на этот счет. Что, если Люцифер пожрет Коррадино, как он пожрал Брута, Кассия и Иуду, и слезы Дьявола смешаются с кровью его растерзанного тела? Или, возможно, его, подобно людям, предавшим свои семьи, навечно заключат в «…un lago che per gelo avea di vetro e non d'acqua sembiante…» — «озеро, от стужи подобное стеклу, а не волнам…»? Он вспомнил слова поэта и едва не улыбнулся. Да, подходящее наказание: стекло было жизнью Коррадино, так почему бы ему не стать и его смертью?
Если не выполню последнее дело. Если мне не будет даровано прощение.
С новой решимостью он, как и собирался, вернулся той же дорогой по узким мостам и извилистым переулкам к Рива-дельи-Скьявони. Там и тут на углах домов попадались алтари: тонкие язычки пламени освещали лик Мадонны.
Я не смею посмотреть ей в глаза. Пока не смею.
Наконец показались огни сиротского приюта Пьета, он увидел теплый свет, услышал звуки виолы.
Возможно, это она играет. Хорошо, если она, но я никогда не узнаю точно.
Он прошел мимо решетки, не заглядывая внутрь, и забарабанил по двери. Появилась служанка со свечой.
— Падре
Он знал служанку, угрюмую, неразговорчивую девицу, любившую вставлять всем палки в колеса, но сегодня в голосе Коррадино звучало такое нетерпение, что даже она сдалась сразу, и на порог вышел священник.
— Синьор?
Коррадино распахнул плащ и вынул кожаный кошель с французским золотом. Туда же он засунул пергаментную книжку, чтобы она знала, как все было, и однажды, возможно, простила его. Он быстро оглянулся по сторонам — не притаился ли кто в темном переулке, не видит ли его?
Никто не должен знать, что книжка у нее.
— Падре, эти деньги для сироток Пьеты. — Коррадино говорил очень тихо, так, чтобы слышал только священник.
Маска, как он и рассчитывал, изменила голос. Священник со словами благодарности протянул было руку, но Коррадино держал кошель до тех пор, пока святой отец не посмотрел ему в глаза. Только отец Томмасо должен знать, кто он такой.
— Для сирот, — многозначительно повторил Коррадино.
Священник наконец-то его узнал. Он перевернул руку, держащую кошель, ладонью вверх и посмотрел на кончики пальцев — гладкие, без отпечатков. Заговорил было, но глаза в прорезях маски предупреждающе сверкнули, и святой отец одумался.
— Уверяю, они получат деньги, — вымолвил священник и, догадавшись, добавил: — Да благословит вас Господь.
Теплая и холодная руки на мгновение соединились, и дверь затворилась.
Коррадино продолжил путь, сам не зная куда, пока не оказался далеко от приюта.
Тогда он снял маску.
Идти, пока меня не найдут? Как это произойдет?
Вдруг он понял, куда идти. На улицах стало еще темнее, каналы шептали «прощай» и выплескивались на мостовую, и наконец Коррадино услышал за спиной шаги. Кто-то шел, соблюдая дистанцию. Коррадино добрался до калле делла Морте — улицы Смерти — и остановился. Шаги тоже стихли. Коррадино смотрел на воду.
— Леонора будет в безопасности? — спросил он, не оборачиваясь.
Пауза казалась бесконечной, слышен был лишь плеск воды.
— Да. Тебя приговорил Совет десяти, — наконец ответил голос, сухой, точно пыль.
Коррадино с облегчением вздохнул, дожидаясь последнего акта.
Когда нож вонзился в спину, он почувствовал боль спустя мгновение после того, как озарение заставило его улыбнуться. Изящество, с которым лезвие проникло меж ребер, могло означать лишь одно. Он засмеялся. Ирония судьбы: вот он, тот поэтический момент, которого недоставало на причале. Идиот, он романтично воображал себя героем драмы, добровольной жертвой. И все это время они, блестяще чувствуя законы театра, планировали заключительный акт — эффектный уход со сцены. Венецианский уход. Кинжал был сделан из муранского стекла.
Скорее всего, я сам его сделал.
Коррадино смеялся все громче, до последнего вздоха. Он почувствовал, как убийца последний раз провернул в спине лезвие, ручка отскочила, и края раны стянулись. На коже останется лишь легкий след. Коррадино полетел в воду головой вперед. За миг до столкновения с поверхностью он увидел отражение собственных глаз — в первый и последний раз в жизни. Увидел дурака, смеющегося над собственной смертью. Он погрузился в ледяные глубины, и вода сомкнулась над телом, оставив на глади лишь легкий след.