Зеркало

Губайдуллин Дамир

Да, так вышло, что один из парней был решительнее. Им оказался его лучший друг, Галеев. Конечно, отбивать невесту Нуреев не стал, и Хузина вышла замуж. Однако денег на содержание семьи в милиции платили мало (если вообще платили), и Галеев занялся частным извозом. В одну ночь он уехал таксовать и пропал, а затем был найден мертвым где-то на окраине города, в своих же бежевых «Жигулях». Банальное ограбление. Убийц, конечно же, не нашли.

Нуреев вздохнул. Она перед ним – любовь всей его жизни. Теперь абсолютно свободная. Возможно, с чувствами к нему. Но разве… Так можно…? Это ведь был его друг… Год всего прошел, Нуреев! А ты сразу заришься на его жену! Что люди-то подумают?

Так же нельзя! От одних мыслей стало страшно стыдно. С другой стороны, Галеев, друг всей его жизни, друг детства, явно доверил бы свою семью только ему, Нурееву. Но это же не повод вот так сразу кидаться на его жену! Точнее, вдову…

Или уже можно…? Делать какие-то шаги…

– Нуреев…

– Можно вопрос?

– Конечно, задавай.

– Тогда, на похоронах… Ты не выглядела особо печальной.

– Потому, что мне некогда страдать, Нуреев, у меня…

– Ты его любила?

– А ты почему меня замуж не позвал, а…? – Уперла руки в бока Хузина, облизнувшись. – Чего ждал-то?!

– Хватит облизывать губы! Как я буду их целовать, если они потрескаются?

– Н… Нуреев! – Покраснев, возмутилась Хузина и замахнулась, чтобы схватить его за ухо, но милиционер ловко перехватил руку. Оба застыли в полудвижении. Оба с любовью смотрели друг на друга. Нежно. Глаза в глаза. Оба почувствовали, как чаще стало биться сердце, и в животе появилось что-то вроде бабочек, что-то очень приятное. Она улыбнулась своей нагловатой улыбкой, он улыбнулся сдержанно, глазами.

– Целуйтесь уже! – Прыснула из-за угла Аделя.

– Ах ты! – Ожив, грохнула по столу Хузина. – Ну-ка, фышт отсюда! Я тебе дам сейчас! Быстро сумку собирать! Через десять минут выходим!

– Я пока машину заведу. – Поднялся Нуреев, но Хузина, резко вскочив и схватив его за руку, развернула к себе и чувственно поцеловала в губы, облегченно выдохнув. И долго-долго не отпускала. Справившись с чувствами, она крепко обняла парня, прижав к себе и положив голову на плечо.

– Альберт?

– Гульназ?

– Обещай, что не будешь делать глупостей! Я тебя знаю, ты переживаешь, но все хорошо. Все будет, Альберт, всему свое время. Просто рядом будь, хорошо? Мы вместе. Ты – самый близкий человек для нас. Прекрасно понимаешь, что, да, я стану твоей женой, это неизбежно. И я этого хочу. Очень хочу. Но мне нужно время, дай мне его. Еще немного. Сейчас так легко упасть очень низко, на самое-самое дно. Альберт, но нам этого не нужно. Давай просто жить! Без денег! Плевать! Зато живые. Мы все преодолеем. Пойми, что если мы потеряем еще и тебя – это действительно будет все! Конец! У нас больше никого не останется. Я останусь без главного – без твоей моральной поддержки. Не без денег, у нас их и так никогда не было. – Грустно улыбнулась девушка. – Поэтому давай без твоего повышенного чувства ответственности. Ты нам живой нужен! Мы молодые, Альберт. Мы заработаем. Мы все сможем. Все у нас еще будет. Нужно всего лишь чуточку потерпеть.

Нуреев вздохнул. Это все здорово. Но после смерти друга он действительно чувствовал себя ответственным за его семью. За жену, которую Нуреев любит. И за ребенка. В органах оставаться больше нет сил. Просто быть рядом он не сможет. Совесть съест. Деньги искать придется. Каким способом, легально, в период тотальной безработицы – пока непонятно.

***

Общество чистых тарелок

Альбина вцепилась руками в деревянный

гнутоколенный стул и оглянулась. Огромный шкаф, доверху заполненный рядами игрушечных машинок. Их было, кажется, десять, может быть, пятнадцать. Она поднимала голову, а они все не заканчивались и не заканчивались. Все распределены четко по цветам, все стоят в ровных рядах. Ими явно никогда не играли: собраны для коллекции. Но аккуратность и состояние игрушек впечатляли… Да и товары такие были дефицитом. Значит, не бедные товарищи? Похоже, что не особо. Квартира была небогата, но очень ухоженна. Аккуратная. Да, здесь не было особого шика, но выглядела она прилично. От этих самых игрушек до бархатных подушек на заграничной мебели.

Кустова знала толк в дорогих вещах: родилась в семье дипломата. Половина ее жизни прошла в Советском Союзе, половина – в ГДР. После объединения Германии отец постепенно возвращался на родину. Сначала – в Казахстан, а затем приехал сюда, в республику. Тем неожиданнее было его назначение в дипмиссию в США, куда он и должен был отбыть через неделю. Хотела ли Альбина ехать в Штаты? И да, и нет…

Здесь были ее друзья. Те, с кем она выросла и кого искренне любила. За постоянное желание есть они называли себя «Общество чистых тарелок». Кустова уезжала в середине 80-х и уже тогда замечала перемены в обществе, но это еще было… относительно неплохо. Тогда, еще до перестройки, коммунистические лозунги звучали мило, однако уже слегка устаревше. Но вернулась Кустова в 95-ом уже совсем в другую страну. Точнее, туда, где, по сути, никакой страны уже не было. Лозунгов нет, но нет и хоть какого-то единства. Мрачно… Грустно и обидно… За друзей. Она уедет. И вернется, когда надо будет. А им здесь жить. Она… ответственна за них…? Она им должна? Почему-то… чувствовалась вина… Вина за то, что ей суждено жить хорошо, а у них… просто не было никакого выхода.

Она виновата…? Чувствовалась, что да. Чувствовала, что обязана помочь. Ну… Друзья же. В Штаты хотелось, конечно. А как же они… друзья?

На длинном столе, накрытом белоснежной скатертью, одна за другой появились тарелки с ароматно пахнущим бульоном. В нем – крупно нарезанная лапша. Рядом – такой же ароматно пахнущий курник. У каждой тарелки – стакан с компотом, кажется, вишневым. Альбина взглянула на девушку, накрывающую на стол. Кажется, башкирка. Такой ярко-восточный вырез глаз. Густые черные волосы, аж блестят. Собраны в косу. Кустова взглянула на свое русое каре и усмехнулась. Ну,ей восточных красавцев явно не покорять. На девушке синее трико со стертыми коленями и огромная красная футболка. На голове – сиреневый платок, похоже, бабушкин. Альбина невольно улыбнулась. Каким-то домашним теплом веяло от этой хозяюшки, чем-то родным, добрым. Как ей не хватало этого за границей.

– Боже, какая красота! – Принюхиваясь к бульону, воскликнул молодой человек – Володя Середкин. Типичный сын богатых (точнее, внезапно разбогатевших родителей). Дорогая одежда: модные светлые брюки и джинсовая рубашка, зализанная прическа. Ясные, как небо, голубые глаза вдобавок к пепельного цвета волосам. Как с картинки слез. Что он забыл среди такой бедноты – непонятно. Альбина хмыкнула. Нет, производил Володя нормальное впечатление. Да, немного заносчив, но в целом общался просто, без гордости. Отношения барин – холоп у него небыло. Может быть, пока. – Женился бы на тебе, Лялька, но не пойдешь ты.

– Ага, женился бы он, – рассмеялась Ляля, присаживаясь рядом. – Мой отец тебя не примет: глаза слишком большие.

– Куст, ты не смотри. Вовка у нас нормальный, просто дурак. – Подобрав ногу под себя, хихикнула Таня Жуляева. – Сущий ребенок. Критикует коммунистов, но и за капиталистов умирать не хочет.

– Я вообще умирать не хочу. – Развел руками парень. – За непонятные идеалы – тем более. Поймите, дамы. Жизнь – феномен. Гробить ее где-то в Чечне я не намерен.