Зеркальщик. Счастье из осколков
Шрифт:
Не прошло и десяти минут, как в кабинет вошёл околоточный. Да ещё и не один, а в сопровождении трёх городовых, при виде которых Тимоха тоненько заскулил и попытался залезть под кресло.
– Ну здравствуй, голубь, - осклабился Лев Фёдорович, - а я ведь не зря за тобой наблюдал. Чуял, что ты не так прост, как кажешься. Ваш Благроть, разрешите с ентим супостатом по-свойски побеседовать?
– Ни в коем случае, - у Всеволода опять запекло следы кнута на спине. – Сейчас мы отправляемся в дом купца Пряникова, Кривое зеркало снимать.
Околоточный понял только, что к покойному купчине следовать
– Я с вами! – звонко выпалила Варенька и даже не покраснела под обращёнными на неё взорами, лишь добавила, умоляюще глядя на Всеволода Алёновича. – Ведь с вами же, верно? Я же Ваша помощница.
Дознавателю страх как не хотелось брать с собой барышню, он понимал, что загнанный в угол преступник будет отчаянно драться, спасая собственную жизнь, но как отказать, когда на тебя с мольбой взирают прекраснейшие карие глаза? Где сыскать суровость в сердце, без остатка принадлежащем этой милой девушке?
– Хорошо, Варвара Алексеевна, Вы отправляетесь с нами. Но защиту я развеивать не стану, и не просите.
– И не надо, - прощебетала Варвара Алексеевна, с трудом удерживаясь от восторженного визга. Право слово, она же не гимназистка от занятий освобождённая, а взрослая барышня! Помощница дознавателя, причём ни какого-нибудь, а самого наилучшего и достойнейшего!
Чинно присев, девушка послушно пропустила вперёд околоточного с городовыми, затем Зеркальщика с Тимохой и лишь после этого прошла сама в уже знакомые покои купеческого дома. Всеволод привычно хлопнул в ладоши, развеивая магию, и толкнул Тимофея в бок, прошипев:
– Ну, чего застыл столбом? Снимай Кривое зеркало!
На миг в полумраке хищно блеснули белые зубы, но затем парень низко поклонился, покорно пролепетав:
– Слушаюсь, Ваша милость.
«Ничего, сейчас я тебе такое зеркало сниму, своих не узнаешь, - злорадно усмехнулся слуга, прямо на полу вычерчивая какие-то символы. – Тебя так корчить будет, всё на свете проклянёшь, а под шумок я ускользну, только меня и видели».
Тимохе осталось дорисовать всего пару загогулин, когда на его творение решительно опустился сапог, а ставший ненавистным голос Всеволода мягко произнёс:
– Ты что творишь, голубь? Али запамятовал, что с Зеркальщиком дело имеешь? Зачем на меня чары замыкаешь, паучью сеть плетёшь, из меня силы тянуть норовишь?
«Умный, паскуда, - зло ощерился Тимофей. – Наблюдательный!»
Всеволод Алёнович растёр уже нанесённый узор и резким, трескучим, словно дробящееся стекло, тоном приказал:
– Наново черти! Да без фокусов, а то я ведь тоже могу паучью сеть сплести, не ты один Зеркальным вывертам обучен! Кстати, Лев Фёдорович, привели бы Вы, право слово, сюда Ивана Аркадьевича с супругой. А слуг в соседней комнате подержите, да проследите, чтобы никто не затаился и бежать не надумал.
– Будет исполнено, Ваш Благроть, - рявкнул околоточный и выразительно махнул городовым, для острастки даже кулаком погрозив.
Стражи порядка исчезли быстрее теней в полдень, сам же околоточный вышел неспешно, в соответствии с положением
Не прошло и десяти минут, как в комнату вошла бледная и явно испуганная Дарья, а следом за ней и её супруг, сердито поблёскивающий глазами.
– Можете объяснить, что происходит? – с порога начал Иван Аркадьевич и даже ногой гневно притопнул. – На каком основании нам с женой мешают отдыхать, держат в родном доме, точно пленников? Это произвол, я буду жаловаться градоправителю!
– Хоть самому государю Императору, - отмахнулся Всеволод, коршуном следя за тем, чтобы Тимофей ничего не напутал в заклинании. – А позвали мы вас потому, что сей момент будет развеяно тяготеющее над домом заклятие Кривого зеркала, искажающее действительность, и мы сможем обнаружить убивца не только Василия Афоновича, но и супруги его.
Варенька, коия в Зеркальной магии разбиралась слабо, а потому и наблюдать предпочитала не за закорюками на полу, а за людьми, приметила, как по лицу студента ровно лёгкое облачко скользнуло. Может, помстилось? Иван Аркадьевич же плечами повёл, ровно конь разнузданный, жену свою к креслу подвёл, усадил бережно, ручку нежно поцеловал. Варвара Алексеевна умилительно вздохнула и решила, что ежели какое беспокойство на лице студента и мелькнуло, то исключительно из-за супруги.
«Всеволод Алёнович, чай, тоже за меня бы в такой ситуации беспокоился, - с лёгкой полуулыбкой мечтательно подумала барышня и тут же поправилась. – Хотя, право слово, с ним бы такого и не случилось бы никогда, с Севой-то».
Девушка хихикнула украдкой, прикрывшись ладошкой, в мыслях насмелившись назвать дознавателя простым домашним именем, стрельнула лукавым взглядом в сторону Всеволода Алёновича.
«А красивое имя – Всеволод, величественное. Означает Всем Владеющий, - продолжала витать в облаках Варвара Алексеевна, забавляясь собственным легкомыслием. – И Севе очень подходит, он такой… такой…»
Варенька опять посмотрела на дознавателя, пытаясь подобрать достойное его сравнение. Всемогущий? Конечно, нет, смертному человеку такое не подвластно. Величественный? Нет, не то. Сильный? Слишком однобоко. Неуязвимый? Угу, конечно. Вон, опять кровь засохшая по щеке размазана. Уязвим Всеволод, причём как телесно, так и духовно, но его это ничуть не портит. Уверенный? Само собой, но есть что-то ещё.
– Настоящий, - выдохнула Варенька вслух, сама того не заметив.
Всеволод Алёнович бросил в сторону девушку заинтересованный взгляд, но усилием воли заставил себя сосредоточиться на делах исключительно служебных. Хотя так хотелось Вареньку обнять и к груди прижать, что даже руки заныли.
– Долго ты ещё копаться будешь?! – рыкнул Зеркальщик, не скрывая раздражения.
Тимофей поднял голову, судорожно сглотнул, проблеял:
– Сей миг, Ваша милость. Совсем чуть-чуть осталось.
– Право слово, я не понимаю, почему мы должны созерцать этого жалкого фигляра, - возмутился Иван и вальяжно прошествовал к окну.
Путь его пролегал мимо сгорбившегося и сидящего на корточках Тимохи. Всеволод Алёнович принахмурился, пытаясь понять, откуда эта тревожная дрожь, сначала слабая, но с каждым шагом, приближающим студента к арестованному половому, становящаяся всё сильнее.