Зерно жизни
Шрифт:
— Пётр Бекетов, казацкий сотник из Енисейского острожка. Ты сам-то казанец, никак? — Удивился Пётр.
— Нет, не казанец, я из Альметьевска, — улыбнулся в ответ Ринат.
— Не ведаю о сём граде. С какого острожка будете? В Енисейском вас не было, неужто из Красного Яра? Сызнова нас, енисейских, опередили? Много ли ясаку собрали? И пошто брацких данников побили, а жён их и детишек увели? — Бекетов засыпал Рината вопросами.
Ринат растерянно развёл руками.
— Я половину сказанного тобой не понял, Пётр. Что это за брацкие данники?
— Брацкие людишки с Уды-реки жалились нам, что де казачки побили крепко их улусных данников, да забрали всю рухлядь
— А-а, Ринат, он нам про тунгусов толкует, — просветил Саляева один из мужиков, — нехрена нам заливать про них. Они сами напали, Олега стрелами в бок истыкали! А кто ещё нападёт — мы и их угомоним. — И внимательно посмотрел на двух туземцев, оставшихся сидеть в лодке Бекетова.
— Сами, говоришь, напали? — Бекетов прищурился и глянул на своих туземцев, — или вы ясак выколачивали со злостию?
— Какой ещё, нахрен, ясак?! — продолжал яриться мужик.
— Пётр…а-а, как вас по батюшке? — спросил Ринат.
— Иванов сын.
— Так вот, Пётр Иванович, вы своим людям скажите, чтобы не обходили нас. А то мы нервные бываем и копья подальше уберите. Убрать, я сказал копья!! Назад давай! — крикнул Ринат на двух казачков, опасно подходивших к и так нервничающим мужикам.
Силы были явно неравные, но знали об этом только морпехи. С нашей стороны было два морских пехотинца с АКМ, два мужика с пистолетами, третий с калашом, да двое туземцев взрослых с луками и четыре подростка. К тому же, третий морпех контролировал ситуацию на холме из засады со снайперской винтовкой. Неравные и несмотря на то, что казаков было явно больше. Кстати, тихой сапой казаки в лодках раздули фитили страшных на вид пищалей. Было ясно, что если грянет, то крови будет много.
Ринат насчитал не менее двадцати человек казаков и двоих туземцев, конечно, использовав автоматы, можно было покрошить их всех, а Женька с холма мог поработать по казакам с пищалями. Но и они могут удачным выстрелом положить тут поселковых, трава больше не скрывала рыбаков, а укрыться на отлогом берегу было совсем негде. Да и, чёрт возьми, вовсе не хотелось начинать знакомство с предками с кровавой бани, жалко — свои люди же. Кстати, о бане.
— Пётр Иванович. Я предлагаю не доводить дело по перестрелки с жертвами, тем более, жалко в вас стрелять. Давайте-ка, обсудим все вопросы у нас в посёлке. Тем более, только баню отстроили. Там и поговорите с нашими начальниками.
— Чудно ты сказываешь, казанец. Но ты прав, нет нужды с кровопускании, поговорим после баньки. Показывай путь к вашему острожку.
Ринат понял, что попал. — Сейчас вести их к посёлку — значит раскрыть место пребывания своих людей, место посёлка. А отправить кого-либо на моторке, значит дать возможность Бекетову подумать о засаде. Чёрт, что делать-то? Блин, да что я мельтешу-то! У Женьки, сидящего в засаде, есть рация, парень наверняка всё правильно передал. Нервишки!
— Мотор не заводи, на вёслах пойдём. Нечего их нервировать сейчас, а то опять вопросами закидает, ни к чему это сейчас, — выдал Ринат скороговоркой мужику у мотора лодки.
Тот, поняв, кивнул. Бекетов сотоварищи грузились на свои лодки.
— Женька! Выходи! Мы уходим, — крикнул Ринат в сторону холма, сложив руки рупором.
Бекетов внимательно посмотрел на Рината, на холм и, покачав головой, сам себе усмехнулся.
— Женя, радировал на базу? — Спросил Саляев проходящего мимо него к моторке Лопахина с рацией за спиной.
— Саляев, вот реально обижаешь!
Казаки, шедшие на лодках за моторкой, вели себя довольно беспечно. Над водной гладью то и дело раздавались
Первая же башня на островке, обложенная до середины кирпичом и крытая черепицей из смеси глинозёма с известняком, с двумя часовыми на верхней площадке, заставила их уважительно смолкнуть и внимательно присматриваться к бойницам башни.
На досках причала уже стояли Вячеслав, Сазонов, и Кабаржицкий. Новиков и бойцы организовали прикрытие с берега, две башни — на острове посреди реки и на берегу перекрывали пространство подхода лодок и места высадки казаков. Саляев заметил, что Бекетов явно разглядел заранее это обстоятельство, но сотник невозмутимо сохранял бесстрастное выражение лица.
— Серьёзный мужик, с ним надо ухо востро.
Лодки, тем временем, начали причаливать. Вячеслав подал Бекетову руку, с её помощью, сохраняя равновесие, Пётр Иванович ступил на мостки, те лишь жалобно скрипнули. После рукопожатия и знакомства, Вячеслав предложил пройти в избу, отобедать и поговорить о делах насущных.
— Только прошу вас, оружие оставить в башне. Вы у нас гости и опасаться вам нечего, прошу понять нас.
— Отчего же не понять? Братцы! Бронь и оружье оставляйте тут, — обратился к казакам и стрельцам Бекетов, те, глухо поворчав, оружие сдали, причём всё — вплоть до ножей.
Вячеслав, позвав Новикова, негромко сказал срочно послать моторку в базовый лагерь к Смирнову и немедленно везти его сюда. А заодно оглядеться на реке, если покажутся ещё лодки с чужаками, сразу же радировать сюда и, не сближаясь, моментально отправляться обратно.
Обернувшись, Соколов обратился к Бекетову, — ну, пойдёмте, Пётр Иванович, в избу — пообедаем. Людей ваших накормят тоже, не беспокойтесь.
Бекетов кивнул и направился за Вячеславом. В избе уже ждала гостей Дарья и помогавшие ей туземки. Входя в дверь, Бекетов несколько замешкался — сложив пальцы двуперстием для того, чтобы перекреститься на иконы в красном углу, он не нашёл взглядом ничего того, что полагалось иметь в любой русской избе. Сотник озадаченно оглянулся на Вячеслава, тот пожал плечами и заметно покраснел. Наконец, все расселись на лавках за длинным столом, уставленном лебединой песней взятых с собой запасов пищи. Картофельное пюре с тушёнкой, рис с курицей, на сладкое джемы и шоколад. Конечно, украшением стола была косуля, принесённая охотниками и рыбные копчёности — заслуга увечного тунгуса Алгурчи, ставшего местным гуру рыбной ловли. За столом, помимо Вячеслава и Бекетова находились: Сазонов, Кабаржицкий, Дарья, Галдан, Ирина из почвоведов, да казацкий десятник Бекетова Афанасий Хмелёв, выделяющийся чёрной и по-цыгански курчавой растительностью и рваным ухом. Принялись на еду, заводилой был Афанасий — он хватал всё, что было рядом, особенно налегая на мясо косули.
— А хлебушка у вас нету? — проговорил набитым ртом Афанасий.
— Нет, хлеба у нас нет, что был — давно кончился, сами страдаем, — ответил Сазонов.
— Голодно было в пути? — Спросил Бекетова Вячеслав.
— Да-а! Мы уж корешки копали и жрали! — ответил за Бекетова Афанасий и тут же осёкся, натолкнувшись на колючий взгляд глаз сотника. Подняв руки в извиняющемся жесте, Хмелёв больше рта не открывал.
— А дорога была долгая от Енисейска? — продолжал Вячеслав.
— Восьмая седьмица пошла, как вышли с острожка.