Зерно жизни
Шрифт:
Дул слабый тёплый ветерок, небольшие белоснежные облака лениво проплывали в далёкой небесной синеве, волны мягко плескались о борта лодии, слышался лишь скрип дерева да редкие птичьи крики. Тишь и благодать. А невысокие горы, сосны, цепляющиеся корнями за прибрежные склоны спускающихся к бирюзового цвета воде, создавали полную иллюзию летнего отпуска в Крыму.
— Ну так попела бы с переселенками. Они здорово выводят фольклор, — усмехнулся Вячеслав.
— Нет, это не для меня! Я понимаю, кому-то нравится, точнее многим — но не мне! Может тогда ещё и в спектаклях, устраиваемые работягами, участвовать в роли пятого зайчика?
— А что, неплохой вариант! — рассмеялся Соколов, — какая-никакая, а моральная разгрузка, ты же так смеялась в прошлый раз, в Усолье.
—
— Классно же у мужиков выходит! Дети в восторге были, — воскликнул он.
— Кстати у меня задержка, — негромко сказала Дарья после некоторой паузы.
— Какая задержка? — улыбка спала с лица Соколова.
Дарья укоризненно осмотрела на Вячеслава:
— Слава, ну какая у женщины может быть задержка, подумай.
— Да-да, я понял, — глупо заулыбался Соколов, — прости. Я очень рад, честно.
— Я знаю, спасибо. И я хотела с тобой поговорить о детях. Нет, не о наших, а вообще. Ты замечал, как ведут себя дети, рождённые тунгусками от солдат?
— Не обращал особого внимания. Дети, как дети.
— А зря, Слава. Они будут постепенно и неуклонно деградировать. Не надо такое лицо делать. Они реально снизят общий уровень нашего населения. Они много времени проводят у родни в этих чумах, учатся всяким шаманским штукам. Слава, если так пойдёт дальше, через пару поколений наши потомки будут барабанить в бубен и скакать вокруг костра, в котором доходит до кондиции баранья лопатка, посредством которой боги будут с ними общаться. И никакой памяти от нас не останется, растворимся без следа.
— Ты слишком сгущаешь краски, Даша, — нахмурился Соколов. — К тому же вот ещё двадцать пять семей русских переселенцев привезли в этом сезоне онежцы.
— Ничего я не сгущаю! Слава, русские переселенцы тоже не дотягивают до нашего уровня. Не стоит так нам мешаться, надо наши два посёлка закрыть от местных и переселенцев. Надо только молодёжь учить, воспитывать в нашем духе и морали. Мы с Радеком уже обсудили этот вопрос, он горячо его поддерживает.
— То есть у тебя уже есть решения проблемы? — прищурился Соколов.
— Конечно, иначе бы я не стала об этом говорить! — воскликнула она.
— Говори.
— Всё просто, тунгусов надо отселить от наших посёлков, детей воспитывать в нашем духе, навязывать наши нормы поведения, наши педагогические приёмы. Сделать эдакий детский сад, у нас детей уже почти четыре десятка! Я считаю только тех, что от наших мужиков и женщин. Так же Радек будет высматривать одарённых детей у переселенцев. Кто из них сможет обучаться механике, физике, химии. Учебники уже готовы, пока проблема лишь в бумаге. Уж чернила наготовили на год вперёд, ждём бумагу. Наше общество должно стать кузницей, в котором будут выковываться с нашей культурой и мироощущением, нашей идеей государственности.
— Да, Радек зря времени не терял, ты словно его мысли по бумаге читаешь. Почему он через тебя этот вопрос поднял? Ну да ладно, мы с ним ещё обсудим этот вопрос. Кстати, Даша, как тебе переселенцы этого года?
— Отлично, как ещё, другой оценки нет. Главное то, что они тут. Кстати, странно, что язычники целыми деревнями ещё на Руси живут. Вон, эти, сегежские, с васильевскими сразу спелись.
— А что странного, я помню, читал про Минское капище. Его в конце девятнадцатого века пытались уничтожить, под девятисотлетнюю дату принятия христианства на Руси. А, по сути, закрыто оно было только в двадцатых годах, при большевиках. Вот оно как. Да и, кстати, с христианами родноверы-то вполне уживаются, что-то конфликтов я не видел.
— Угу, — согласилась Дарья. — И детей у них много.
— У тебя всё в детскую тему съезжает! — удивлённо воскликнул Соколов.
Дарья вместо ответа озорно показала ему язык.
— Эх, сейчас бы холодненького ''Дюшеса''! — поднявшись на ноги, Соколов, резко оттолкнулся от борта и с криком сиганул в воды прогретой жарким солнцем бухты, вынырнув в нескольких метрах от лодии, азартно отфыркиваясь и приглашая Дарью в воду.
Ангарск
— Это же ганжа! Нет, точно, парни — это же сколько
— Не-е, ну его нафиг! Только оружие выдали, я пас. А то опять дворы мести целыми днями, а на ночь в клетку, как жирафу, — скороговоркой ответил Антипенко.
— Эх, трусишка, мля, — покровительственно махнул рукой Сашка, в мыслях, однако, полностью соглашаясь с дружком.
— Пошли, Сань, дальше, к казачкам, — Степан хотел узнать, на кой чёрт деревенским нужна конопля.
Бывшие штрафники, этим летом они были назначены в Ангарск, нести караульную службу в этом поселении, которому суждено будет стать столицей сибирского государства. В начале августа в Ангарск на поселение прибыли ещё семь семей с Вологодчины, соседи белозёрцев по бывшим новгородским уделам. Среди них была семья священника, иерея Карпа. Это был высокий, жилистый мужик с натруженными руками, узловатыми пальцами и набитыми костяшками на огромных кулаках, а глубоко посаженные колючие глаза, крючковатый нос и щербатый рот так резко контрастировали для россиян с много раз виденными дома попами, что далеко не все воспринимали его как служителя церковного культа.
Однако, едва прибыв на Ангару, Карп сразу же отправился искать место для церкви, благо холмов в округе было предостаточно. Соколов сразу понял, что теперь в Ангарске главным стал Карп, а не староста Тихомир, который при первой же встрече со священником дал понять, что считает того ''набольшим''. Поэтому, все разговоры об обучении детей переселенцев Вячеслав решил вести уже с Карпом, которого доставили в Белореченск. Священник живо интересовался всем, что представляло для него интерес, начиная с редута в устье Белой и коптильни, кончая немногой оставшейся бумагой и шариковыми ручками. Особенный интерес у Карпа вызвало оружие поселенцев и кузница, где колдовала команда Репы. Московский плавильщик, в реальной истории сгинувший вместе с Хрипуновым на просторах Ангары или Байкала, тут проявлял чудеса самообучаемости, впитывая, как губка всю полезную в кузнечном деле информацию от мастеров Соколова. Теперь он с нетерпением ожидал возвращения Бекетова, чтобы устроить плавильню на илимских рудах. В начале мая команда Саляева и небольшая группа казаков во главе с Петром Бекетовым на трёх лёгких ботиках ушла в экспедицию, им было необходимо достичь золотых россыпей, известных ныне как Бодайбо. Второй задачей был осмотр района выходов железных руд на Илиме, а особенно установление местонахождения горы Железной, настоящего железного клада, сродни знаменитым горам Урала — Магнитной, Благодати, Высокой, являющих собой уникальные месторождения высококачественных железных руд. Из всех возможных маршрутов выбрали самый протяжённый, но самый известный и удобный. Надо было по Ангаре спуститься до устья Илима, подняться по нему, затем небольшой отрезок пути предстояло преодолеть посуху, перенося на руках ботики и груз до верховьев Лены. С Лены предстояло уйти на Витим и подниматься по нему до Бисяги. И лишь после зимовки и весеннего половодья часть экспедиции должна была возвращаться, а остальные — устраивать небольшое поселение, да намывать золото Сибири. Золото было необходимо для задуманной торговли, с Китаем и Московией. Формы для монет уже были готовы, а из нескольких эскизов утвердили вариант с атакующим соколом на реверсе. Будущая монета получила одноимённое с рисунком название, а именно — сокол или соколик. Монету предполагалась использовать только для внешней торговли, внутри княжества же никакого хождения золота не допускалось.
— А ежели у нас каждый дитёнок для работы нужный, родителям подспорье? — сразу заявил Карп, только зашёл разговор о том, что бы дети переселенцев ходили в организуемую для них в Ангарске школу.
— Так ведь дети должны знать нашу грамоту, которая отличается от вашей! — воскликнул Радек.
— Нам нужны люди, которые разумеют грамоту так, как пишем мы, для того, чтобы они смогли не только работать на земле, но и участвовать в нашей жизни полностью. То есть быть частью нас, — пояснил Соколов.