Zевс
Шрифт:
– Четыреста сорок четвертый проект… Нам нужна эффектная картинка, баннер, чтобы мы смогли выставить… Ну, просто, для фона… Справишься? Этим, как его, фотошопом владеешь?
– Ну, вроде как… – растерялся Кирилл, в голове которого все еще бушевало «волновое сопротивление».
– Есть толковые ребята?
Кирилл вспомнил Олега, носки, «Келдыша» и «Белого медведя» и со вздохом ответил: есть.
– Ну вот и отлично, – сразу отключился генеральный, а Чпония дал последнее ценное указание:
– Сделай так, чтобы красиво.
– Реактивный самолет должен быть, прежде всего, красив… Это Туполев сказал… – внезапно для всех, и для себя, ответил на это Кирилл, и все оперативное совещание секунды две на него изумленно таращилось.
– Ну
– За работу во время избирательной кампании декабря 2007 года по выборам в Государственную думу Федерального собрания и марта 2008 года – по выборам Президента России… – начал зачитывать генеральный, картинно вытягивая папку от себя, потому что очки его остались лежать на столе, но отвлекся от текста. – У нас здесь было три избирательных участка, и большую мы работу проделали, как вы помните… Так вот… Центральная избирательная комиссия Российской Федерации награждает ведомственной медалью… Ведомственной медалью – руководителей отделов… Мне очень приятно, что руководители у нас работают так, что их каждый раз отмечают… Товарищ Тетишев, прошу, вы первый!
Татищев хотел было протянуться за наградой через стол, затем неловко встал, потоптался на месте. Генеральный грузно возвышался над столом, захлопнул папку. В такие моменты, торжественные, не рутинные, он будто наполнялся воздухом.
И долго тряс руку Татищеву, приговаривая:
– А ведь это не первая, помните, я вам и по работе отдела на переписи населения вручал…
– Да, если все надеть… У меня ведь… и медаль Ленинского комсомола… Я бы тут уже как член политбюро…
– Политбюро! – внезапно воскликнул Чпония, вскочил с места, подбежал. – Ну-ка дай-ка… Всегда хотел попробовать…
Выдернув из рук генерального папку и коробочку, папку он отбросил на стол, из коробочки вытащил действительно медаль и под хохот и аплодисменты всего стола принялся крепить ее к твидовой груди Татищева. Стол веселился с избитыми шуточками на тему «награда нашла героя». Смущенный лауреат перетаптывался с ноги на ногу, как конь.
– Зараза, плохо идет, булавка дерьмовая… – бормотал Чпония и сопел.
– Ну так это и не орден на винте, – ржал генеральный, тонко намекая, что он-то знает, как крепятся ордена.
Аплодисменты нарастали: сложился ритм.
Секретарша хлопала глазами, прервав стенограмму.
Кирилл успел подумать, что еще минута – и безумие мира засосет его, как воронка.
Чпония и Татищев мощно, троекратно, по-старому целовались взасос; слюняво, с всхлипами и с чуть свороченными в сторону губами, как это бывает после глубокой стоматологической заморозки.
IV
Леша позвонил.
Кирилл уже даже не ждал этого. Утром выходного дня он вспоминал новый сон. Вроде как ему вручали фээсбэшное удостоверение. Делал ли это Циглинцев, или кто-то другой – Кирилл не помнил. Циглинцев, его коллега по месту работы, но не по профессии; сотрудник контрразведки, призванный визировать их международные контракты… Кирилл не помнил. Обильное масло на сковородке (они завтракали яичницей) он еще более обильно заливал моющим средством. Ему вручали фээсбэшное удостоверение, по поводу чего он испытывал странное и малообъяснимое подобие гордости. Затем – в своем подъезде – конечно, не таком, как в реальности, – он встречал некую девушку. А вот на кого походила девушка, уже и не вспомнить… Она окликнула его на лестнице. Точно. А вы не сосед из шестой квартиры? Нет. Тогда под глазком квартиры с цифрой «шесть» девушка сообщала Кириллу: тут, кажется, никто не живет, но недавно кто-то просовывал под дверь чертежи… И протягивала эти чертежи. Странно, что он, инженер, ни черта в них не запомнил. А это даже интересно… (Сделал воду чуть прохладней
И тут, собственно, позвонил Леша. Уже видя, кто это, Кирилл вытирал руки кухонным полотенцем, несколько нервно.
– Нну, Кир? Как жизнь молодая?.. Серьезно, как дела вообще?
Вот в таких случаях теряешься, как ответить?.. Как ответить человеку, с которым не разговаривал столько лет? И что можно сказать о своих текущих делах? «Вот, у меня есть жена, ее зовут Яна, она беременна, машет рукой, привет передает»?..
– Че седня делаешь? А пошли в сауну, а! Я погуглил, что тут есть поблизости… Закажу номер, кстати, тут недорого… Посидим, потрындим…
Первым делом Кирилл зацепился за «поблизости». Как каждого москвича, его неуловимо раздражало это нежелание свежепереехавших понимать, каковы расстояния, сколько зависит теперь от метро. Он ведь и сам когда-то не соображал. Запросто мог пересечь всю московскую вселенную полтора-два раза ради какого-нибудь пустяка. («Но ведь… не смертельно же?») Или вот это: первый вагон из центра, последний вагон. Принимая это как вещь сугубо теоретическую, Кирилл тогда не мог понять людей, которые бежали ради такой чепухи в конец платформы…
Но на самом деле его разочаровало не это.
А какое-то гоп-пацанское: что за встречи в саунах? Что это? То ли Леша так изменился – не в лучшую сторону, то ли Кирилл подзабыл всю эту старую жизнь, и его представления здесь (в том числе и о прошлом) выбелились химически, как рафинад (а не снобизм ли это?), но…
– Но это же чепуха?
Кажется, он спрашивал вслух, а может, это так и звучало неприкрыто в его голосе, когда рассказывал Яне о звонке.
И он, действительно, мог не высказывать всего вслух; она уловила и последнюю его эмоцию – сомнения в качестве собственного прошлого, только истолковала как-то по-своему. Она не пошутила даже, а как-то очень неловко пошутила. Не рассмеялась, а неестественно рассмеялась.
– А-ха-ха, седина в бороду, бес в ребро, да?
– ???
– Ну как же, в Казани небось с девками в сауну ходили?..
Для Кирилла каждый раз это было сюрпризом. То, что Яна его ревнует. Вернее, шутит на эту тему, «как и всякий культурный человек», но это тот случай, когда в каждой шутке есть доля шутки. Кирилл сталкивался с этим нечасто: с тем, что она начинает как будто всерьез волноваться, нервничать, хоть и пытается, конечно, это скрыть… Ревновать взаправду?
Не то что бы это было так уж странно, но поскольку он никогда не давал поводов, то… Каждый раз дивился. Вот, хорошее слово.
Сам он разве не ревновал? Как ни странно, пожалуй, нет. Яна – такая целеустремленная, правильная в хорошем смысле слова (а то бывает и в плохом: когда это «ханжа»)… А главное, она его боготворила, и Кирилл это знал. По крайней мере, догадывался.
Нет. Ему было однажды как-то… неприятно, когда он заметил вдруг через стекло, как в тесной и низкой, раздолбанной «Хонде» мохнатое колено оператора почти касается тонкой Яниной ноги. Захотелось даже ткнуть в окно и сказать: «Э, мамонт, тарантайку пошире купи… И шорты пошире тоже». (Это ему показалось, что он разглядел даже болт, и все это – с кромки бордюра.) Но любому, кто раньше сказал бы, что Яна может ему изменить, он рассмеялся бы в лицо.