Жалкие создания

Филонов Денис

Он загадочно поднял кровавый указательный палец вверх и благоговейно изрек:

– Э, нет, я лишь инструмент! Бог создал нас такими и повелел нам убивать. Плодитесь и убивайте друг друга.

– У тебя совсем крыша поехала.

Мусорщик вытащил из-за спины изогнутый клинок (по типу непальского кхукри), покрытый запекшейся кровью моего друга, и провел ладонью по его лезвию. Он не спускал с меня глаз. Губы его искривились. Пару раз он взметнул и опустил нож, рассекая им воздух. Как же мне не хватало моего топора, который находился в одной из комнат на втором этаже. Мусорщик убьет меня прежде чем я туда доберусь.

– Мир давно

сошел с ума. Я лишь двигаю его в этом направлении. Это прогресс. Но не я один. Ты тоже причастен к этому великому деянию. Он тоже коснулся тебя? Я знаю каково это – невыносимо! Словами не описать. Что-то сидит внутри и его не извлечь. Сначала я боролся, но потом понял – это бессмысленно. Все-равно что сопротивляться воздуху. Это... не рационально! Я знаю, оно врожденнное. Даже если бы он не вселился в меня, рано или поздно, эта звериная сущность пробудилась бы естественным путем. И тогда все повторилось бы заново... и с тобой также, Дилан. Мы похожи. В тебе тоже живет дьявол. Кэлвин хочет убить тебя, и знаешь – мне нравится эта мысль!

Он осторожно подбирался ко мне ближе. Я дернулся в сторону, попробовав увернуться от удара, но не успел, и длинное изогнутое лезвие, прорезав невидимый слой воздуха, поразило меня в лопатку чуть ниже ключицы. Прежде загробной тишины, Мертвый дом наполнился истошным воплем. Я почувствовал как инородный предмет бесцеремонно проник в мою плоть, рассекая мышцы, но не задевая артерии. Нож вошел наполовину. Крепко сжимая побелевшими пальцами рукоять ножа, Мусорщик принялся давить на него, загоняя меня в угол. Цилиндр слетел с его головы. Ноги подкосились, и я свалился к стене. Он продолжал давить на лезвие, склонившись надо мной.

– Мой папаша всегда говорил: не позволяй людям стоять у тебя на плечах..., – шептал он. Вены на его лбу распухли до неприличных размеров. – Просто он работал в цирке, был акробатом. Мать была гимнасткой. Она была потрясающей женщиной... Однажды он напился сильнее обычного и убил ее – пустил ей пулю в башку, а затем застрелился сам. Ты спрашиваешь: нравится мне то, чем я занимаюсь? Да я от этого торчу!

– Ты эту историю выдумал только что... или у тебя было время подумать? – процедил я сквозь зубы и тут же пожалел о том, что сказал. Он давил на рукоять ножа, двигал им, прокручивая лезвие в ране, словно собирался просверлить в моем плече дырку. Я рвал глотку, как несчастный зверь, попавший в острые зубья охотничьего капкана. От такой боли, страшными импульсами отдававшей мне в мозг, в глазах все помутилось. Я начал терять сознание.

– Нет, нет, нет, – забормотал он, с большой неохотой ослабляя свой натиск, – мы закончим, когда я скажу! Ты мне еще нужен живым, дорогой. Любишь игры? Сейчас мы с тобой поиграем, ублюдок! – Мусорщик осклабился; его лицо в этот момент выражало крайнюю степень помешательства, оно отталкивало и привлекало одновременно, я не мог не смотреть на него, как будто находясь под гипнозом. И ужасался этой демонической гримасе. Как будто передо мной стояла карикатура на человека, креатура дьявольского зоопарка. Воплощение чистого садизма. Воспаленные глаза блестели, как у безумца, из губ даже вытекла струйка слюны, которая осталась на его подбородке. Неужели я тоже так выгляжу во время приступов!?

– Тайлер... – вымолвил я, всем естеством призывая его о помощи. Плечо неимоверно ныло. По запястью и груди тонкими ручейками струилась горячая кровь. Впитывалась в рубашку.

Мусорщик улыбнулся.

– Тайлер? Старый знакомый! Да, я вижу – он тоже здесь! Вот теперь все в сборе, отлично.

Он довольно потер испачканные в крови ладони. Пользуясь моментом я со стоном вытащил из кровоточащего плеча нож и резким движением полоснул ему по лицу. Он отпрянул. Из глубокого пореза на левой щеки вытекло пару красных капель. В остальном же рваная кожа оставалась сухой, как будто уже давно присутствовала на лице.

– Что ты, блять, такое!? – вскричал я, отчаянно вытянув вперед нож, как последний способ выжить в этой

нечеловеческой схватке.

– Я не знаю. Я просто хочу быть свободным. Отдай мне его, отдай ножик, – он попробовал забрать у меня оружие, дотрагиваясь до хладного лезвия, и тут же отдергивал руку, когда я замахивался им. – Отдай, слышишь? Отдай! Отдай! Отдай!!

– Я убью тебя! – заскрежетал я, скривившись от жгучей боли.

– Ты не знаешь, как это делается, – спокойно возразил он. – За моими плечами множество жизней. И многие из них молились мне перед смертью. Для них я был богом. Как сладостно звучали голоса, просящие их пощадить. Я очень долго разрезал их тела: отрывал по кусочку, методично срезал мышцы, словно это было целью моей жизни, словно больше ничего не существовало на свете – я погружал их в эту реальность. Они думали, что уже в аду, но даже не представляли, как далеко я могу зайти! Их хрупкий мирской разум, привыкший к обыденной жизни, к телевизору и работе, болтливой соседке с ее неугомонным псом не способен был уместить в себе столь чуждую ему идею о том, что есть и другие миры. Например, мир боли, мир насилия. Мир, который лежит за пределами их примитивной повседневности. И сейчас по воле случая они попали в один из этих миров. Глаза их были полны неверия и страха, но чувства не обманешь. Разум вступает в жесточайшее противоречие с немыслимыми страданиями. Жертва претерпевает две стадии смерти: психологическую и физическую. До чего только они не доходили в своих прошениях, лишь бы я отпустил их домой, – Мусорщик брезгливо сплюнул на пол. – Нет более несчастного существа, чем человек, а человек с таким одичалым рвением желающий остановить свою скорейшую смерть еще более жалок! Может быть, я услышу молитву и от тебя, мальчик?

– Я молюсь только за ужином.

– Как интересно: кто-то заливается слезами, а ты спасаешься от страха юмором. – Мусорщик широко улыбнулся; кожа растянулась на лице так, что я мог разглядеть каждую кость, каждую выпуклость на черепе. – Тайлер еще не рассказывал тебе, как это больно? Я покажу. Когда ты умрешь, я буду пытать твою душу, пока мне это не надоест. Тебе понравится это безумие. Готовься, сука, сдохнуть!

33

Не успел я замахнуться, как он перехватил мое запястье и выхватил из руки нож. Затем потащил меня к столу. Он зафиксировал мою ладонь на столешнице и начал энергично резать мизинец не заточенной стороной лезвия, чтобы подольше продлить мучения. Помещение огласил душераздирающий крик и я с яростью потянул руку, вырывая из его цепких когтей. Из обрубка пальца густой струей брызнула кровь. Но он грубо вернул руку на место и продолжил с одержимым рвением от основания отпиливать уже безымянный. Ненасытное лезвие прогрызало себе путь – послышался мерзкий хруст, – раздробило кость и двинулось дальше. Палец болтался на сухожилиях, а затем отделился вовсе.

Из глаз выступили слезы. В нос ударил отчетливый металлический запах, вызывая спазмы в желудке. Комната начала краснеть, пока не превратилась в сплошной красный туман. Мусорщик теперь был лишь безликой темной фигурой. Каким-то гротескным черным существом. Не человеком. Монстром из далеких детских кошмаров! Я перестал соображать, перестал сражаться. Крепко прижимая поврежденную руку к груди, попробовал подняться, но не получилось. Ноги заскользили и я плюхнулся на задницу, ударяясь затылком о стену...

Что-то со мной произошло в этот момент. Боль внезапно отступила. Я почувствовал непривычную легкость, словно способен летать. Мне вовсе не хотелось возвращаться в побитое, доведенное до крайнего истощения, покрытое ссадинами и порезами, искалеченное тело. Оно мне больше не нужно! Я просто хочу летать. Парить в воздухе, как птица и не знать страданий... больше не хочу...

Телом теперь управлял Тайлер. И довольно искуснее чем я, по крайней мере, ему удалось вставь на ноги. Но ситуация от этого не выравнялась в нашу пользу. Он ловко работал ножом, держа Мусорщика на расстоянии. Пару раз ему даже удалось нанести удары – в предплечье и бедро. Но никакой крови практически не было. Словно боролся с живым мертвецом.