Жалость унижает ментов и бандитов
Шрифт:
Цуканов качнул головой:
– Я его знаю. Этот может.
– Что еще?
– Муса в кабинете с младшим инспектором... А часть этих...
– он показал на платформу.
– ходят по залам...
– Никола здесь?
– Да он звонил.
– Надо его срочно убрать, пока они здесь.
С Мусой разговаривали в кабинете.
Кавказец был горд собой.
– На очной ставке я этого таксиста чуть не прибил, гада...
– Муса вертанул неохватными плечами под курткой.
Игумнов уже знал
Ее тоже пытались достать в связи с жалобой на имя Съезда, но она, похоже, сумела отбиться.Следовательша поблагодарила Игумнова за помощь. И все же особого удовлетворения Игумнов в ее голосе не услышал.
– Меня не отпустило. Тут надо что-то по-весомее. Помните, вы сказали?
– Она боялась прямо говорить об этом.
Игумнов понял:
– Сверхсрочник - муж убитой?
– Да.
Теперь и до нее дошло: серийный убийца выйдет на свободу, если не предпринять срочные и не совсем законные шаги. Очная ставка с мужем одной из жертв была крайней мерой. Запас ненависти к убийце у сверхсрочника был чудовищный
– арестованный мог не выдержать. А, если бы конвой не доглядел, сверхсрочник мог воздействовать и физически...
"Спецназ..."
– Я постараюсь.
Надо было все взвесить. Но сейчас было не до этого. Начинался разъезд делегатов. К тому же обсуждать подробности он не мог.
– Между прочим у меня здесь Муса...
– Прощаюсь...
Муса приехал, чтобы самому рассказать Игумнову о выполненном им гражданском долге.
– "Ты же, говорю, падла, был тогда вместе с твоим кентом, который рассказал про кольцо! Ты за рулем сидел! Забыл?"
– А что он?
– "Ничего не знаю..."
Муса не догадывался, каким образом и от кого менты смогли узнать о том их разговоре с таксистами.
Меньше всего он подозревал в этом своего приятеля.
Между тем именно Эдик рассказал о кольце в камере, где в это время находился человек Игумнова - Никола, который сейчас тоже находился поблизости - на вокзале.
– Я говорю: "Девок душить! Благодари Аллаха, что я на воле об этом не знал, когда встретились!.. Я бы самого тебя тогда удушил!"
Игумнов помалкивал.
Минутой раньше или позже Муса должен был обратить внимание на пепельницу у него под рукой. Плоская чаша- грубая подделка под хрусталь бросалась в глаза. Игумнов держал в ней скрепки, милицейскую бужетерию.
– У нас бы на Кавказе такого бы давно кончили...
Муса внезапно замолчал - пепельница на столе, наконец, привлекла его внимание.
Поверх скрепок, затупленных лезвий, металлических форменных пуговиц лежали соединенные металлическим кольцом фирменные ключи.
Катала даже подался вперед.
– Можно?
– Муса протянул
– Откуда они у тебя, начальник?
– Коллекционирую.
– Нет, серьезно!
Кавказец и не пытался скрыть заинтересованность.
– Приходилось видеть?
– Игумнов не спускал с него глаз.
Муса поколебался:
– Они от квартиры Джабарова...
– Он перегнулся, полновесный живот атлета налег на край стола.
– Ты знаешь его замки?
– Я сам заказывал. И дверь, и замки.
– Сколько было ключей к замкам помнишь?
– Три пары...
В квитанции заказа, переданной Игумнову Цукановым, тоже значилось: " импортный замок с тремя парами ключей..."
Теперь это было не только предположением.
" Все фирменные ключи на месте..."
Одна пара ключей была у Люськи, вторая - у Романиди. Третьи лежали тут, в пепельнице.
Джабаров и при желании не мог теперь попасть назад в квартиру.
Самым разумным было предположить:
" Кто-то взял фирменные ключи у мафиози, сдал его квартиру и передал ключи квартиранту - Георгию Романиди..."
Сделать это могли только те, кто твердо знал, что хозяину "Аленького цветочка" ключи уже не нужны. Вокруг кафе действовала все та же опасная группа, которая дала о себе знать выстрелом на перроне...
– Этого мужика ты видел?
– Игумнов достал из стола фотографию Волока.
Муса узнал его:
– Видел в кафе...
Их прервал зуммер из дежурной части - звонил Картузов.
– Как дела? Все воюешь?
Оба вели себя так, будто не было никакого рапорта Игумнова и все шло заведенными порядком.
Это был знак ему - Игумнову.
Руководство закрывает глаза. Руки для любых проверок у него развязаны. Ответственность за все неприятности, которые могут последовать, с этой минуты ложится на него персонально.
– Про утреннее построение у тебя знают?
– Картузов уже заканчивал.
– Все предупреждены.
Делегатов съезда, которые съезжались в Москву в течение несколько дней, провожали по-быстрому.
– Отпусти своих спать по-раньше. И сам отдохни. Это...
– Картузов поискал сравнение.
– Наша с тобой Ночь перед Рождеством...
СМЕРДОВ
– Жди меня тут!
Смердов оставил машину с водителем в переулке, у трамвайных путей, направился к проходной фабрике. Он предпочел во всем разобраться сам лично.
С настоящим Анчиполовским, за которого выдавал себя задержанный, было ясно:
" Постоянный обитатель дурдома в Столбовой. Путь ему на волю заказан..."
Но кто и зачем ловко воспользовался его данными?
Действительно ли телохранители Джабарова, которые были прописаны в доме, предприняли собственное расследование...