Жан Оторва с Малахова кургана
Шрифт:
— Парень кувырнулся!.. Начало хорошее.
Русский артиллерист, в которого целился Оторва, уронил банник и ничком упал на пушку.
— Боно! — заключил Оторва. — Дружок номер два работает не хуже моего покойного старикашки.
Питух с наслаждением прополоскал горло последним глотком водки и тоже взялся за карабин. Он прицелился в артиллериста, который тотчас сменил своего товарища, сраженного Оторвой.
Выстрел! Артиллерист как подкошенный упал на землю.
— Прямо в яблочко, старина Питух.
— Раз так, пропущу еще стаканчик.
— Смотри, окосеешь. Не
— Да ну! Ни от чего другого в башке так не светлеет, как от хорошего глоточка.
Справа и слева из-за насыпей вырывались дымки. Стрелки доблестно выполняли свою задачу. Выстрелы их карабинов заглушались грохотом пушек, мортир, свистом ядер и гранат [164] , но они без устали делали свое коварное дело. И делали его с таким успехом, что огонь русских временами слабел, сбивался, иногда даже совсем умолкал.
164
Граната — здесь: артиллерийский снаряд, начинявшийся порохом. Граната весом свыше пуда (16,3 кг) называлась бомбой. Стрельба гранатами и бомбами велась из мортир.
В ужасном грохоте боя, в густом дыму, который стелился по земле, люди не слышали и не видели друг друга. То там, то здесь рушились насыпи, осыпались амбразуры, падали выпотрошенные туры.
Невозмутимые франтиреры, съежившись на дне окопчиков, слушали, как проносился над ними ураган железа, и в ожидании просвета курили трубочки.
Внезапно земля содрогнулась от мощного взрыва. На линии французских укреплений вырвался вверх столб огня, окутанный дымом, как при извержении вулкана. В воздух взлетел пороховой склад. Двадцать пять человек были разорваны в клочья, три орудия вышли из строя!
Русские шумно рукоплескали, издавая победные клики. Получасом позже, с интервалом в пять минут, взлетели в воздух два пороховых склада на их стороне — на Мачтовом и Центральном бастионах.
— Обмен любезностями, — серьезно заметил горнист.
Подчиняясь одной и той же мысли, французы и русские ослабили огонь, чтобы дать дыму улечься и посмотреть, каковы результаты бомбардировки.
Одиннадцать часов. Разрушения оказались значительными, особенно у русских, но все же менее существенными, чем можно было ожидать. Прорвать укрепления не удалось, получилось лишь множество отдельных обвалов, которые противник восстанавливал под огнем с бесстрашием, вызывавшим у союзников восторженные крики.
Успешной эту операцию назвать было нельзя, и сильно разочаровались те, кто рассчитывал на штурм до наступления ночи.
Пушки и мортиры стреляли теперь лишь изредка. Как только стрельба утихала, на укрепления высыпали любопытные. Там встречались и штатские, и дамы в выходных туалетах; они смотрели в театральные бинокли и жестами грозили противнику.
Среди них Оторва с первого взгляда различил Даму в Черном, которая ловко обращалась со своим карабином. Ока оживленно говорила что-то и как будто показывала рукой на окопы, где франтиреры, по двое в каждом, использовали передышку, чтобы выкурить трубочку.
— Не
— Нет, она направляет на нас огонь пушек и мортир. Что же это за армия, если в ней командуют бабы!
— Ну и ну! Посмотрим, что будет дальше.
— Ясно что. Береги башку!
Бам-м! — в двух шагах от Дамы в Черном стрельнула мортира. Бомба поднималась все выше, выше и упала отвесно, с шумом разорвав воздух.
Оторва и Питух видели, что снаряд летел прямо на них, и словно лягушки выпрыгнули из своей ямы.
Громадная бомба упала в яму с дьявольской точностью и разорвалась.
В то же мгновение раздался выстрел карабина, которому предшествовал пронзительный свист.
Оторва, отпрянув, прижал к груди руку.
— Ты ранен? — спросил Питух, побледнев.
— Я… я не знаю!.. — прерывающимся голосом ответил зуав. — Меня словно бы… словно бы шарахнули молотом…
— Они сейчас снова… давай туда… скорее в яму… бомба ее еще углубила… там безопаснее… Ты же знаешь… два снаряда в одно место не ложатся.
— Да!.. Да… — пробормотал Жан, бледный как полотно.
Он добрался ползком до края окопа и тяжело упал в него. И тут Питуха прохватила дрожь — горнист увидел, что красная лента, на которой висела звезда, награда его друга, была пробита маленькой круглой дырочкой. Этот след оставила пуля.
ГЛАВА 3
Смерть героя. — Семьдесят шесть тысяч пушечных выстрелов. — Отвага русских. — Нападение на Третью батарею. — Вылазка Оторвы. — На кладбище. — Бегство русских. — Их исчезновение. — Тайна.
Оторва потерял сознание. Горнист открыл флягу, влил ему меж губ струйку водки и проговорил возбужденно:
— Лакай до дна!.. Это жидкий купорос… [165] молоко тигрицы… оно пересилит смерть!
Оторва сделал несколько вдохов и сказал чуть окрепшим голосом:
— Мне уже лучше.
— Так! Теперь давай посмотрим, чем тебя шлепнуло.
Питух распахнул мундир Оторвы, расстегнул рубаху и увидел чуть ниже сердца темно-лиловое пятно величиной с ладонь. Крови не было.
165
Купорос — общее название сернокислых металлических солей, едких, ядовитых. Здесь слово употреблено в переносном смысле (как и «молоко тигрицы») для обозначения очень крепкого вина.
— Это синяк!.. Самый настоящий синяк! — озабоченно констатировал Питух.
Оторва почувствовал, что у него за поясом застряло что-то твердое, запустил туда руку и вытащил пулю мелкого калибра, на которой виднелись следы нарезки.
— Вот она, виновница! Да разве это оружие… игрушка!.. Бьет прицельно, а пробить не может.
— Не стоит жаловаться… Тебе здорово повезло…
— Да, ведь выстрел был необыкновенно меткий…
— Это та бабенка, она продолжает за нами охотиться… Ну, подожди же, прекрасная дама…