Жанна д'Арк из рода Валуа
Шрифт:
– Да, – кивнул Шарль, запахиваясь плотнее. – Я уже назначил Ришемона своим коннетаблем. Но вам, всё равно, рад. Можете остаться при моём дворе, должность я вам подыщу.
– Благодарю, ваше величество.
Слегка разочарованный тем, что всё прошло далеко не так эффектно, как хотелось, Ла Тремуй приблизился к протянутой руке Шарля и, целуя её, бросил осторожный взгляд на герцогиню. Но мадам Иоланда только хмуро посмотрела в их сторону, не прерывая своей беседы с герцогом.
– Её светлость тоже потеряла кого-то при Вернейле? – тихо спросил Ла Тремуй.
– Нет…
Шарль
– Матушка получила официальное требование вернуть Анжу английской короне.
Нанси
Тайное хранилище в библиотеке представляло собой низенькую комнатку под арочным сводом, заставленную сундуками, ларцами и несколькими реликвариями. Самые древние, как сундуки, так и реликварии, отличались более грубой работой в своих отделках, но те, что были новее, поражали воображение, как богатством украшений, так и тонкостью их исполнения.
Сюда, ушедший, наконец, в отставку, Карл Лотарингский привёл своего зятя Рене, чтобы обсудить вопрос чрезвычайно важный и, более чем, секретный.
– Даже не знаю, что ещё можно предложить твоей матушке, – ворчал Карл, рассматривая реликварии. – Палец Людовика Святого она отвергла. Части Животворящего Креста и Святой гвоздь – заметь, подлинный! – тоже. Про часть губки со святой кровью и наконечник копья Лонгина сказала, что таких реликвий у всех полным-полно… А здесь, между прочим, наконечник копья самый, что ни на есть, подлинный! С того самого древка, которое Баязет прислал папе Иннокентию Восьмому…
– А как же то, которое получил король Людовик? – спросил Рене.
Герцог с укором посмотрел на зятя.
– Ты очень невнимательно читал историю ордена, мой дорогой. Если помнишь, из Иерусалима перед самым нападением сарацинов копьё перевезли в Антиохию. А где проходило то заседание Приората, на котором Братство Ормуса и Гуго де Пейн, как первый Великий Магистр Храма, постановили, что святые реликвии не должны подвергаться случайностям, которые несут войны, смены королей и пап, равно как и подвергаться всем тем неприятностям, которые порождают угодничество, предательство или страх?..
– В Антиохии, – усмехнулся Рене.
– Вот! Так неужели ты думаешь, что они просто поговорили и вернулись во Францию, оставив реликвии – а там было всё, не только копьё Лонгина – в таком хранилище, из которого их – вот уж чудо, верно? – изъяли и перевезли в Константинополь, где устроили настоящую распродажу! Единственной подлинной вещью осталось только древко копья, да и то лишь потому, что ни кровь Христова, ни его тело, этого древка не касались. Но вот наконечник…
Герцог бережно открыл реликварий из серебра, сделанный в виде раскрытой ладони. Снаружи две глубокие борозды обозначали на ней только линию Жизни и линию Судьбы, но внутри линия вообще была одна, вертикальная, идущая параллельно ржавому наконечнику копья, покоящемуся
– Вот он, подлинный.
Карл поманил Рене подойти поближе.
– Людовику Святому, в общем-то, жаловаться не на что. Наконечник, который ему продали, такой же древний, как и этот, а разницу составляет только то, что на этом подлинная кровь Христова.
Рене, с внутренним трепетом, протянул руку к бурым пятнам на острие.
– Не трогай, – остановил его Карл. – Как магистр, ты должен буквально соблюдать первое правило – хранить в неприкосновенности.
Герцог снова закрыл реликвию и осмотрелся…
По договоренности с мадам Иоландой, они пытались решить вопрос о «чуде», которое Дева должна будет явить, после того, как объявит о себе.
– У нас на веру принимают только то, что папа римский святее всех святых, – говорила герцогиня, – а явись сейчас, хоть сам Христос, завопят, первым делом, о чуде, как о верительной грамоте, которую следует предъявить! Нам придётся дать такое чудо, если хотим, чтобы войска пошли за Девой. И, кому, как не вам, хранителям тайн Приората, решать этот вопрос. Найдите что-нибудь… Но такое, чтобы не выглядело, как святость римского папы.
Переговорив с Рене, герцог Лотарингский решил, что самым лучшим будет, если Дева укажет местонахождение какой-нибудь святой реликвии. Но какой? Что бы он ни предлагал, мадам Иоланда всё отвергала.
– Ваша матушка хочет, чтобы реликвия имела какой-то смысл. Однако, когда я предложил палец Людовика Святого, как указующий перст, заявила, что, прямо сейчас, может назвать мне троих французских герцогов, которые имеют такие же святыни. Они только посмеются такому «чуду» и, пожалуй, побегут приносить присягу Бэдфорду, который, по крайней мере, не делает из них идиотов… А чем плох перст?! Я же не предлагал мизинец… Как раз, указательный…
Герцог тоскливо осмотрел своё хранилище.
– А это что? – спросил Рене, указывая на длинный свёрток в толстом монастырском полотне.
– Меч Карла Мартелла.
– Тот самый?! Утерянный?!
– Почему утерянный? Его доставили монахи из Сен-Катрин-де-Фьербуа, сравнительно недавно, лет десять назад, когда герцог Кларенс прошёлся первым рейдом по окрестностям Пуатье. Чтобы сохранить святыню, настоятель церкви передал меч мне на хранение.
– Почему вам?
– Его брат является одним из младших членов приората.
Рене достал свёрток и развернул ткань.
– Меч Мартелла… Спасителя Европы от арабов… Ну, да! После победы при Пуатье, он оставил этот меч в часовне Святой Екатерины, которую сам же и построил в благодарность за победу…
Юноша потёр лоб, ощущая растущее внутри волнение. Так с ним бывало всякий раз, когда, изучая особо секретные, а потому самые иносказательные документы Приората, он натыкался вдруг на какую-то фразу, или сочетание слов, и начинал так же волноваться, как будто вот-вот, ещё немного, и откроется вся великая тайна о Божьем замысле, которую он пока, словно древнюю мозаику, камешек за камешком, расчищает от грязи ложных учений