Жанна д'Арк из рода Валуа

Алиева Марина Владимировна

Чего?!!!

Снова убийства? Предательства? Или трусливого бегства от всех проблем, потому что сил моих больше нет на это непонятное положение?!

Не знаю. Но чувствую – матушка всё время настороже…

Она управляет даже моей семьёй, потому, чёрт возьми, что является матушкой и мне, и Мари!…»

Шарль расцепил сплетенные пальцы, сжал ладони в кулаки и бессильно опустился на них лицом.

Да… Мари… Преданная и вечно сочувствующая Мари…

«Спроси у неё, кто я, и в ответ услышишь: «Мой муж, отец моего ребёнка…». Она только

так и ответит, потому что до сих пор уверена – в этой жизни мне нужнее всего семья!

Но так ли это?!

Семья – лишь средство продолжить род для того, кто родился королём.

Мари этого не понять. А вот матушка понимает прекрасно! Поэтому закрывает глаза на вереницу фрейлин, пользующихся моим самым пристальным вниманием и на тускнеющую от огорчения собственную дочь. С неё станется и приказать этим фрейлинам улыбаться мне, как можно призывнее…

А может она, чёрт возьми, и приказала?!

Она – фрейлинам, а господин де Ла Тремуй – жене. И все обложили меня, как охотники зайца, с той лишь разницей, что, загоняя зайца, перед ним не раскланиваются и не уверяют, что итогом охоты должна стать коронация…».

Костяшки, выпирающие из кулаков, больно надавили лоб, но поднимать голову и открывать глаза не хотелось.

«Господи, кто я? Кем задуман для этой жизни?! Меня издавна учили, что никому ты не посылаешь больше того, что он может вынести. Но я готов вынести и больше, лишь бы знать, что терзания, посланные мне, не отнятая тобой рука, а преддверие грядущего величия! И, если это так.., если действительно так, то пусть девушка, которую я приму сегодня, ответит на мой вопрос так, словно я задавал его, глядя ей в глаза… Вот тогда я уверую, что ОБЯЗАН.., уверую, что король и стану им – таким, какого вижу в своих мечтаниях уже давно!»

– Ваше величество, пора.., – донеслось из-за двери.

Шарль выпрямился.

Накануне, несмотря на мнение почти половины комиссии, которая высказалась за то, что девушка не в себе, и посылать к ней надо лекарей, а не учёных богословов, он принял решение об аудиенции. Но с непременной проверкой при всём дворе!

Принял сгоряча, после того, как заметил взгляд, которым обменялись Ла Тремуй и монах де Сеген, высказавшийся, кстати, за девушку. Ла Тремуй, явно, подобного не ожидал, поэтому не смог сдержать ни резкого движения в сторону монаха, ни разгневанного удивления, как бледность растекающегося по лицу. И Шарля это взбесило!

«Снова сговоры за моей спиной, снова интриги! Но я не намерен больше никому потакать, и приму эту девушку у всех на глазах, потому что, как мне кажется, только она одна ещё воспринимает меня всерьёз!»…

Однако, отданный сгоряча приказ привести Жанну в замок, ожидаемого облегчения не принёс. Как только улеглось возмущение, на смену ему пришел панический страх – а что если во время проверки девушка его не узнает?! Что если склонится перед другим, даже не заметив его в толпе придворных?! Шарль уже заранее,

всем своим существом, слышал злобный хохоток вокруг и новые сожаления, сочувствия, разочарования…

Он и уединился, якобы, для молитвы, лишь бы не видеть любопытствующих взглядов, которыми его провожали с самого утра, кажется, даже собаки. Но, оставшись один, вдруг почувствовал, что действительно должен помолиться. А, если быть совсем точным, то просто поговорить с кем-то совершенно открыто, не стыдясь ни слёз, ни сомнений, ни обид… И только с вопроса, вызванного горькой обидой он смог начать этот полуразговор, полумолитву. Так, что теперь и лицо, и тыльные стороны его ладоней были мокры от слёз, хотя, Шарль готов был поклясться, что не плакал…

– Ваше величество, пора!

– Иду…

Руки он обтёр о камзол, а лицо – краем рукава.

Пора. Действительно, пора.

Шарль выглянул за дверь. Только камердинер со шляпой и его парадным камзолом в руках, да пара стражников из личной охраны. И всё! И пусто. Весь двор в каминном зале ждет развлечения вместо того, чтобы ждать здесь и сопровождать его туда преданной свитой!

– На кого же мне надеть этот камзол?

– Не знаю, ваше величество, – тут же отозвался камердинер, полагая, что вопрос адресован ему. – Но, думаю, не стоит этого делать. Я видел девушку…

– Думать я могу и сам, господин Гуффье.

А вот, кстати, ещё кто-то в другом крыле коридора! Согнут поклоном… – пытается изобразить, что видит короля…

– Кто вы, сударь?

– Конюший Жак де Вийо, сир.

– Подойдите и наденьте эту одежду. Сегодня вас представят под моим именем.

– О, благодарю, сир! Это большая честь…

– Не думаю.

Шарль с откровенной неприязнью всмотрелся в белобрысое лицо конюшего, торопливо сующего руки в рукава его камзола с королевскими лилиями. Какое знакомое лицо у этого де Вийо.

– Вы рыцарь?

– Нет, сир.

Одна рука уже просунута, но другая замерла на полпути – вдруг велят всё снять…

– Одевайтесь, одевайтесь, – поморщился Шарль.

И вдруг вспомнилось! Когда только приехали в Шинон, этот конюший без конца попадался на глаза, да так, что чуть было, не запомнился. Но матушка сказала, что человек это пустой и внимания не стоит. Он, вроде бы служил когда-то при её супруге, герцоге Анжуйском, и позволял себе непозволительно шутить, за что и был сослан в Шинон…

Ах, какой неудачный выбор для предстоящего розыгрыша! Теперь она разгневается и обязательно скажет что-то вроде: «Вы унизили себя этим, Шарль…».

Ну и пусть скажет! Так, может, ещё и лучше.

Разве все они, отказывая ему в должном почтении, не унижают себя, служа тому, кого ни во что не ставят?!

– Я готов, ваше величество.

Шарль на своего «двойника» едва взглянул.

– Тогда, пошли. И не вздумайте изображать лицом величие или достоинство – иначе в наши переодевания никто не поверит.