Жанна д'Арк
Шрифт:
Толпа зрителей дружно зааплодировала, и это было приятно Жанне; кое-кто улыбался ей с явным сочувствием. Но Кошон гневно прикрикнул на народ, требуя соблюдения тишины и приличий.
Бопер задал еще несколько вопросов, а потом:
– А еще у тебя дома было какое-нибудь занятие?
– Да. Я помогала матери по хозяйству и гоняла на пастбище овец и коров.
Голос ее немного дрожал, но это не каждому было заметно. И мне припомнились прежние счастливые дни; образы прошлого нахлынули на меня, и некоторое время я не различал
Бопер прощупывал возможности приблизиться к запретной зоне при помощи разных вопросов и в конце концов повторил тот же вопрос, на который она отказалась отвечать незадолго до этого, а именно – принимала ли она святое причастие в другие праздники, кроме пасхи.
Жанна ответила просто: – Переходите к следующему, – иными словами: оставайтесь в границах своей компетенции.
Я услышал, как один из членов суда сказал своему соседу:
– Обыкновенно подсудимые и свидетели – это мелкая глупая рыбешка, раз-два – и они трепыхаются в руках опытного судья. Их нетрудно запутать и запугать, но эту девчонку, право, ничем не возьмешь.
Но вот все насторожились и стали внимательно прислушиваться, ибо Бопер перешел к так называемым «голосам» Жанны, – вопросу весьма интересному и вызывавшему всеобщее любопытство. Бопер стремился совратить ее на легкомысленные признания, которые могли бы указать, что эти «голоса» давали ей иногда дурные советы, а следовательно, они исходили от дьявола, – вот куда он метил!.. Признание, что она имела связь с дьяволом, быстро привело бы ее на костер, а это и нужно было суду.
– Когда ты впервые услышала эти «голоса»?
– Мне было тринадцать лет, когда я впервые услыхала глас божий, указавший мне путь к праведной жизни. Я испугалась. Он послышался мне в полдень, в саду моего отца, летом.
– Постилась ли ты в тот день?
– Да.
– А накануне?
– Нет.
– С какой стороны он послышался?
– Справа, со стороны церкви.
– Сопровождался ли он сиянием?
– О да! Он был озарен сиянием. Когда я позже прибыла во Францию[54], я часто слышала голоса очень ясно.
– Как звучал этот «голос»?
– Это был величавый голос, и мне казалось, что он исходил от бога. В третий раз, когда я услышала его, я признала в нем голос ангела.
– И ты могла понять его?
– Весьма легко. Он всегда был чист и ясен.
– Какие сонеты он давал тебе для спасения души?
– Он говорил мне, что я должна жить праведно и аккуратно посещать церковь. И еще он сказал мне, что я должна отправиться во Францию.
– В какую форму облекался «голос», когда он являлся перед тобой?
Жанна подозрительно взглянула на священника, а потом спокойно ответила:
– Вот этого я вам и не скажу.
– Часто говорил с тобой «голос»?
– Да. Два или три раза в неделю, и неизменно твердил: «Оставь свое селение и иди во Францию».
– Знал ли отец о твоем намерении?
– Нет.
– Что еще он говорил?
– Чтобы я сняла осаду Орлеана.
– И это все?
– Нет, мне было велено идти в Вокулер, где Робер де Бодрикур должен был дать мне солдат, чтобы они следовали за мной во Францию, а я возражала и говорила, что я бедная девушка, что я не умею ни сидеть на коне, ни воевать.
Потом она рассказала, как ее задерживали и не пускали в Вокулер, но в конце концов она все же получила солдат и отправилась в поход.
– Как ты оделась в поход?
Суд в Пуатье определенно установил и оговорил в своем решении, что, поскольку сам бог определил ей исполнять мужскую работу, вполне допустимо и не противоречит религии, чтобы она носила мужскую одежду; но это ничего не значило: новый суд готов был использовать против Жанны любое оружие, даже сломанное и признанное негодным, и таким оружием пользовались все время, пока не закончился этот гнусный процесс.
– Я оделась, – отвечала Жанна, – в мужскую одежду и повязала меч, подаренный мне Робером де Бодрикуром, другого оружия у меня не было.
– Кто посоветовал тебе носить мужскую одежду? Жанна опять насторожилась. Ей не хотелось отвечать.
Вопрос был повторен. Она не отвечала.
– Отвечай, суд приказывает!
– Переходите к следующему, – вот все, что она сказала. И Бопер был вынужден временно перейти к другим вопросам.
– Что сказал тебе Бодрикур перед твоим отъездом?
– Он заставил солдат, которые отправлялись со мной, дать слово, что они будут охранять меня. Мне же он сказал: «Ступай, и будь что будет!» (Advienne que pourra!)
После разных расспросов, не относящихся к делу, у нее опять спросили об одежде. Она ответила, что ей было необходимо одеваться по-мужски.
– Так тебе советовали твои «голоса»?
– Я полагаю, мои голоса давали мне хорошие советы, – ответила Жанна спокойно.
Это все, чего можно было добиться от нее. Допрос пришлось переключить на другие обстоятельства дела. Наконец, речь зашла о ее первой встрече с королем в Шиноне. Она рассказала, что узнала короля, которого раньше никогда не видела, с помощью откровения, полученного от «голосов». После того как эта тема была исчерпана, Бопер спросил:
– Ты и теперь слышишь эти «голоса»?
– Я их слышу каждый день.
– Чего ты просишь у них?
– Я никогда не прошу у них земных благ, лишь молю о спасении души.
– Разве «голос» всегда настаивал, чтобы ты не отлучалась от войска?
Судья осторожно подползал к главному. Она отвечала:
– Он велел мне остаться в Сен-Дени. Я повиновалась бы, если бы могла, но я была ранена, беспомощна, и рыцари увезли меня насильно.
– Когда и где тебя ранили?
– Меня ранили во рву, перед Парижем, во время штурма.