Жанна д'Арк

Твен Марк

Паладин на мгновение смутился, заметив по лицам окружающих, что Жанна выразила общее мнение, но, не желая отступать, он опять взялся за критику. Тогда Жан, брат Жанны, сказал:

– Если тебе не нравятся действия наших генералов, то почему ты не идешь сам на войну, чтобы показать, как нужно действовать? Ты ведь только болтаешь, что пойдешь на войну, а на деле и не собираешься.

– Послушай, – возразил Паладин, – говорить легко. Сейчас я объясню, почему я пребываю в бездействии, которое, как известно, противно моей натуре. Я не иду на войну потому, что я не дворянин. В этом вся причина. Что может сделать простой солдат в такой борьбе? Ровно ничего. А до офицерского чина ему выслужиться не дадут. Если бы я был дворянином, разве я оставался

бы здесь? Ни минуты! Я мог бы спасти Францию. Вы смеетесь? Но я знаю, что скрывается во мне, что заключено в голове под этой крестьянской шапкой. Я мог бы спасти Францию и готов взяться за дело хоть сейчас, но при иных условиях. Если я нужен, пусть пошлют за мной, а не хотят – пусть справляются сами. Я не отправлюсь иначе как в чине офицера.

– Увы! Бедная Франция! Погибла Франция! – насмешливо сказал Пьер д'Арк.

– Вот ты подтруниваешь над другими, а почему же сам не идешь на войну, Пьер д'Арк?

– О, ведь и за мною не присылали. Во мне ровно столько же дворянской крови, сколько и в тебе. А все-таки я пойду, – обещаю, что пойду. Я пойду рядовым под твоим началом, когда за тобою пришлют.

Все рассмеялись, и Кузнечик заметил:

– Так скоро? В таком случае начинайте собираться. Кто знает, – лет через пять могут прислать! Да, по-моему, раньше чем через пять лет вы не пойдете.

– Он пойдет раньше, – промолвила вдруг Жанна. Голос ее прозвучал задумчиво и тихо, но все его слышали.

– Откуда ты знаешь, Жанна? – удивленно спросил Кузнечик, но в это время вмешался Жан д'Арк.

– Я тоже хочу пойти на войну, – заявил он, – но я еще слишком молод. Мне придется подождать. Пока пришлют за Паладином, я успею подрасти, и мы пойдем вместе.

– Нет, – сказала Жанна, – он пойдет вместе с Пьером.

Она сказала это так, будто говорила сама с собою, не сознавая, что говорит громко. Ее никто и не услышал, кроме меня.

Я взглянул на нес и увидел, что вязальные спицы замерли у нее в руках, а лицо приняло какое-то мечтательное, рассеянное выражение. Губы ее шевелились, словно она произносила про себя обрывки фраз. Но звуков не было слышно. Я был всех ближе к ней и ничего не слышал. Но я насторожился, так как ее предыдущие замечания вселили в меня страх. Я был суеверен и принимал близко к сердцу разные пустяки, имевшие хотя бы малейший оттенок таинственности и необыкновенности.

– Существует только одна возможность спасти Францию, – заявил Ноэль Ренгессон. – В нашей компании все же есть дворянин. Это Школяр. Почему бы ему не одолжить свое имя и звание Паладину? Он тогда смог бы стать офицером. Франция позовет его, и он сметет эти английские и бургундские полки в море, как дохлых мух.

«Школяр» – это я. Меня так прозвали за то, что я умел читать и писать. Раздались возгласы единодушного одобрения, и Подсолнух добавил;

– Вот это как раз то, что нам нужно. Все затруднения теперь устраняются. Господин де Конт должен согласиться. Он двинется в поход вслед за полководцем Паладином как простой солдат и падет в битве, покрыв себя вечной славой.

– Он пойдет вместе с Жаном и Пьером и доживет до той поры, когда об этих войнах не останется и воспоминаний, – прошептала Жанна. – Наступит время – и Ноэль с Паладином в последний миг примкнут к ним, но не по своей воле.

Голос Жанны звучал так тихо, что я скорее догадывался о смысле ее слов, чем слышал их, и от ее предсказаний у меня мороз прошел по коже.

– Теперь за дело! – продолжал Ноэль свое. – Все решено. Нам осталось только создать отряд под командованием Паладина и идти спасать Францию. Все согласны?

Все ответили утвердительно, кроме Жака д'Арк, который сказал:

– Я прошу вас извинить меня. Мне нравится ваша воинственность, и моя душа будет с вами там, на полях сражений. Я всегда мечтал, что когда-нибудь стану солдатом. Но вид нашей разоренной деревни и изуродованный, окровавленный труп того сумасшедшего убедили меня, что я не создан для военного дела. Я никогда бы не смог быть полезным в этом деле.

Звон мечей, грохот пушек и смерть, смерть... нет, я этого не вынесу, На меня не рассчитывайте. Да и вдобавок я – старший сын, опора и защита семьи. Если уйдут на войну Жан и Пьер, то ведь кто-то же должен оставаться дома, чтобы ухаживать за Жанной и нашей второю сестренкой, Я останусь дома и доживу до старости в мире и тишине.

– Он останется дома, но не доживет до старости, – тихо прошептала Жанна.

Разговор продолжался в веселом и беспечном духе, свойственном молодежи. Мы слушали, как Паладин осуществлял планы своих кампаний, давал сражения, одерживал победы, истреблял англичан, сажал нашего короля на престол и короновал его. Потом мы спросили его, что бы он ответил, если бы король пожелал узнать, какая ему за это нужна награда. Паладин уже давно обдумал это и ответил, не моргнув глазом:

– Я попросил бы его дать мне титул герцога, звание первого пэра {14} и назначить меня наследственным великим коннетаблем Франции {15} .

Первый пэр (от франц. pair – букв. равный) – титул высшего дворянства.

Великий коннетабль Франции (от франц. connetable – букв. полицейский).

– Чин великого коннетабля в средневековой Франции – что-то вроде главного конюшего при королевском дворе, позднее титул главнокомандующего сухопутными силами французского королевства.

– И заодно, чтобы он предложил тебе руку какой-нибудь принцессы? Неужели ты упустил это из виду? Паладин слегка покраснел и резко ответил:

– Пусть принцессы остаются принцам. Я женюсь на девушке, любезной моему сердцу.

Он намекал на Жанну, хотя об этом никто из нас не подозревал в то время. Если бы кто-нибудь об этом догадался, Паладина высмеяли бы за тщеславие. В нашей деревне для Жанны не было подходящего жениха. Никто не сомневался в этом.

Затем мы спрашивали друг у друга поочередно, чего бы каждый из нас потребовал у короля на месте Паладина за те подвиги, которые он намеревался совершить. Ответы давались в шутливом тоне, и каждый из нас старался перещеголять товарищей необычностью наград, на которые претендовал. Но когда очередь дошла до Жанны и она была оторвана от своих мечтаний, мы должны были объяснить ей, о чем шла речь, так как, погруженная в собственные мысли, она не слыхала конца нашего разговора. Она предположила, что от нее требуется серьезный ответ, и, подумав, ответила совершенно серьезно:

– Если бы наследник престола в своем великодушии и милости сказал мне: «Теперь, когда я снова богат и могуч, требуй от меня, чего хочешь», я бросилась бы перед ним на колени и попросила бы его издать указ, чтобы с нашей деревни никогда больше не взимали податей.

Это было сказано просто, от всего сердца и тронуло нас до глубины души; никто из нас не засмеялся, все призадумались. Нет, мы не рассмеялись. И настал день, когда мы вспомнили эти слова с печальной гордостью и радовались тому, что не посмеялись тогда, поняв, сколько благородства заключалось в них и как честно Жанна сдержала слово, спустя некоторое время попросив у короля именно этой милости и отказавшись принять хоть что-нибудь для себя.

Глава VII

В детстве, до четырнадцатилетнего возраста, Жанна была самым веселым, самым жизнерадостным ребенком в деревне. В играх она быстро бегала и заливалась приятным звонким смехом. Эта черта ее характера, в соединении с нежным, добрым сердцем и мягкими, подкупающими манерами, делала ее всеобщей любимицей. Она всегда была пламенной патриоткой. Иногда печальные вести с войны терзали ее душу и сердце, исторгали у нее слезы, но потом, когда эти впечатления проходили, к ней опять возвращалось хорошее настроение, и она становилась прежней Жанной.