Жара в Аномо
Шрифт:
— Мои сотрудники находят ее скорее симпатичной, — улыбнулся капитан, — такому молодцу, как вы, грешно не сработаться с нею.
Борис пожал плечами, обронил:
— По мне любая личность красна делами.
— Прекрасно сказано, обермастер, браво! Значит, успели познакомиться. Хорошо. Оперативность — одно из главных достоинств этой симпатичной, как вы удачно выразились, личности.
— Хм, я лишь повторяю слышанное.
Капитан между тем внимательно оглядывал лагерь.
— Что-то не вижу…
— Вы все о той же личности? Какие-то дела
— Нет, нет, спасибо, — сказал Нгоро, — ничего не нужно. А вы случайно не знаете, какие именно дела в городе? — В голосе капитана слышались удивление и тревога.
— Не интересовался.
После довольно долгой паузы Даги Нгоро вдруг загадочно и доверительно изрек:
— Отныне ваша кухня расцветет. Вы помните афоризм насчет мужчины-бестии и его желудка? Даже на войне кухне придается решающее значение. Кухня — сила. — Он еще больше понизил голос, будто их могли подслушать. — А если серьезно, сугубо между нами, надеемся отыскать одну… серебряную газовую печку. Не исключено, что она сослужит вам с поваром, всем нам важную службу. Возмездие неизбежно, обермастер, обещаю. А пока желаю вам успеха.
— Взаимно, — сказал Борис, тщетно пытаясь переварить услышанное только что. Неизвестно, что он подумал о полицейском офицере после его более чем странной речи, но улыбнулся он не менее любезно и спросил: — Может быть, все-таки нужно что-нибудь передать, ведь вы проделали такой путь?
— Только привет. Прощайте.
— Всего доброго.
Даги Нгоро, озабоченно хмурясь, поспешил к своей машине.
"Что это он городил про кухню? Какой еще повар? — недоумевал Борис, глядя ему вслед. — С виду мужик как мужик… чудак".
Необходимо было собрать и привести в порядок рабочие бумаги, упаковать личный скарб, иными словами, собраться в дорогу. Корин вернулся в конторку и занялся этим, отвлекаясь от размышлений по поводу загадочного визита полицейского.
Спустя некоторое время к нему ворвался Сергей Гринюк.
— Боря! Пригнали трактора. Умора! Ими редиску сажать, а не таскать буровую. Трещат, букашки, зато много.
— Потянут, лишь бы много. — Корин выглянул наружу, довольный, что земледельцы из отдаленных мест не подвели, прибыли на своих маленьких трещотках, выполнив просьбу нефтяников.
— Дюже мелкие, — сказал Сергей, — хотя, конечно, гуртом и батька легче бить! Айда.
— Полдесятка здешних термитов — тоже тягло, — говорил Борис, шагая за дизелистом. — Я в таких случаях всегда вспоминаю, как лилипуты накрепко приковали Гулливера, пока он спал на берегу. Каких-нибудь два-три десятка волосков, а не смог и пошевелиться. Так что поставим их на растяжки, удержат вышку на любых волнах.
Тем временем владельцы прибывших тракторов уже смешались с нефтяниками, они бросали горделивые взгляды на скромно сгрудившихся в стороне соплеменников из менее имущего ближнего селения, кивали и поддакивали каждому слову Седовласого и Луковского, сообразив, что те главней прочих.
Неподвижные африканки
— Дублер твой явился не запылился, — сказал Сергей, завидев идущего к ним Ника Матье. — Ковбойский артист, супермен. Здоровый бугаяка, — дизелист постучал по своей могучей груди, — я, Борь, здоровяков уважаю. Теперь нас двое среди дохлячков!
— Я тебя догоню, Серега, извини.
Через минуту Ник стоял перед Кориным.
— Мое почтение, шеф.
— Здравствуй, мастер-невидимка. — Борис крепко пожал его руку.
— Еле добрался на случайной развалюхе, — сказал Ник и вытянул палец в сторону вышки, — там что, парад фермеров?
— Ты буровые станки целиком перетаскивал?
— Не приходилось.
— Сейчас попробуешь, — улыбнулся Борис, — симфония.
— Матье невпечатлительный, — сказал Ник, — мое — ротор и монета.
— А на других впечатление производишь, — сказал Борис. — Тебе, личность, недавно официальный чин привозил собственный привет. В этакую даль, несмотря на жару. Не жалел комплиментов.
— Кретины… Гони их отсюда.
— Ты что?
— У меня нрав крутой, — сказал Ник Матье, — привыкай.
— У меня, если надо, тоже, — сказал Борис, — отвыкай.
Встретились долгими взглядами.
— Мне повезло с работой, — сказал Ник, — давно так не везло с работой. Я дорожу этим местом.
— Это хорошо, — сказал Борис.
— Вот что, шеф, я не люблю неопределенности. Я могу свалять дурака, бывало, но никто не может сказать о Матье, будто он лицемер и ничтожество. И я хочу тебе сказать, что слышал про вашего парня, которому не повезло, и очень сожалею. Но мне действительно кстати эта работенка.
— Что ж, добро пожаловать, — сказал Корин. — А сейчас мы пойдем и все вместе потащим буровую.
— А сейчас мы пойдем и свернем с тобой шею вот этой малютке! — Матье с ловкостью техасского шерифа выхватил из заднего кармана плоскую бутылку с виски, точно револьвер, подбросил, поймал, шутливо направив ее пробкой-стаканом на Бориса. — Окропим наш союз!
— Прекрасная идея. Жаль, что неосуществима. В бригаде сухой закон. Для нового бурильщика, разумеется, тоже.
— Чепуха! Кто может запретить мужчинам верные узы!
— Сами решили. Закон в бурении. От этих уз, известно, рушатся не только люди, но и дела. Забудь. Я серьезно.
Ник рассмеялся:
— Не верю, чтобы русский плюнул на выпивку. Ты, может, нездоров брюхом? Или еще что?
— Здоров, — усмехнулся Борис, — забавный ты, однако, коллега. Я не ханжа, как и наши ребята, но раз решили — железно. Да и вообще пить в нашем деле — чернее не придумаешь. На буровой мы не одни, под рукой два-три помбура, а тут еще ротор, как бешеный, пудовые ключи, свечи и все такое, сам понимаешь. Знаешь, в известном смысле жизнь подручных в наших руках.