Жатва душ. Остров мертвых
Шрифт:
— Маруська, давай! — позвал Сергеич. — Твой последний удар! Уступаю!
Сергеич ломанулся к нам, и зомби потрусил за ним, брызжа кровищей и булькая. Мария глянула на них, позеленела и с протяжным вздохом ломанулась прочь, не разбирая дороги и выронив щит.
— Добивай сам! — рявкнул я Сергеичу и бросился за громко и в голос рыдающей девушкой.
Действительно, у котика — лапки. Всю жизнь тебе говорили: «Ты же девочка, будь нежной и беззащитной», — а тут: «На, убей его!» Сам блевал поначалу, а тут — воздушное создание, вегетарианка. Боксерка с тенью, блин!
— Стоять! —
Сообразив, что Мария не реагирует, я просто напрыгнул на нее сзади и повалил на газон, перехватил руки, прижал к земле, переворачивая на спину.
Девушку трясло, она рыдала и билась в истерике. Кричать на нее — хуже не придумаешь, я знаю этот тип девчонок. Когда они истерят, с ними нужно ласково…
— Машуль, все хорошо, не волнуйся. Все хорошо…
Подействовало: Мария уставилась на меня широко распахнутыми глазами, в которых плескался ужас. Судорожно втянула воздух и заревела, бормоча сквозь слезы:
— Отпусти. Я не побегу. Я не… ы-ы-ы…
Она перевернулась набок, скрутилась калачиком и затряслась.
— Ну вот, — пробормотал подошедший Сергеич. Сел рядом с ней на корточки, потянулся, чтобы похлопать по спине, но опустил руку. — Делов-то… Эх, девчонка!
— Не мог зомби оставить более… целым? — Перед глазами всплыло отвратительно распоротое брюхо бездушного.
— Ну звиняйте, — развел руками Сергеич. — Уж как получилось. Мы академиев по эстетической нарезке зомбяков не кончали!
— Маш, поднимайся. — Я осторожно потормошил девушку. — Мы спешим, у нас друг умирает.
Кивнув, она оперлась на протянутую руку, встала и вытерла слезы:
— Я в порядке. Простите. Идемте.
И мы двинулись дальше. Она держала меня под руку, а я рассказывал ей обо всем, что знал о жнецах и Жатве душ, о своем статусе чистильщика и претендентах — в общем, не утаил ничего, кроме «Везения». Почему-то мне казалось, что стоит о нем рассказать, как талант исчезнет. Глупо, конечно, суеверно, но мне так было спокойнее.
Когда я закончил, Мария вздохнула:
— Все это, конечно, звучит абсурдно, Денис, но я тебе почему-то верю. Да и как не верить, когда вокруг такое творится?
Некоторое время она шла молча, погруженная в свои мысли. По всей вероятности, новости ее расстроили, если не сказать напугали. Надежда ведь умирает последней, вот и она надеялась, что это всего лишь заразная инфекция, и можно будет вернуться к обычной жизни. Я же эту надежду убил.
Словно почувствовав настроение девушки, Сергеич пристроился к ней с другой стороны и начал пропагандировать новый взгляд на здоровый образ жизни: кончи гада — и будешь здоров. Рассказал сначала о Максе, а потом перешел на личный пример — как здорово быть претендентом, как спина прошла и как он «выздоровел весь» и «новый клык вырос».
— Гляди какой! — разинув рот, он постучал ногтем по проросшему зубу.
Мария взглянула без интереса, безучастно покивала.
Я снова вручил ей щит, думая, что с этой эльфийской принцессой придется возиться больше, чем с котенком, а психотерапевт из меня так себе. Но нянчиться с ней… чего
К счастью для Маши, за полпути до маяка зомби, кроме жирного мужика, упокоенного Сергеичем, так и не вылезли: видимо, частью присоединились к той орде, а одиночек упокоила группировка суровых мужиков под предводительством чистильщика пятого уровня… Как его звали? Андрей Волошин вроде.
Тем временем Маша успокоилась, оправившись от двойного шока — от моих новостей и вскрытого Сергеичем брюха бездушного. Девушка перестала вздрагивать, даже начала отшучиваться и пререкаться с Сергеичем, который «хоть академиев и не кончал, но про жизнь тоже кое-что знает!» Слушая их, я невольно улыбался, потому что такие вот разговоры — это то немногое, что еще осталось у нас от нормальной жизни.
Мы как раз проходили мимо прудика, где в прошлый раз плескался крокодил. Ну или что там колыхалось? Сергеич потом долго рассказывал о филиппинской живности…
Я ускорил шаг, поглядывая на раскрывшие бутоны лотосы, как вдруг они зашевелились, и со дна пруда медленно всплыл раздувшийся бездушный. Был он такой огромный, словно его надули, а синевато-бледная кожа упыря пузырилась омерзительными фурункулами. Заметив нас, он издал утробное урчание, подобрался, а потом воспроизвел странный звук — казалось, его мучала едва сдерживаемая тошнота.
«Утопленник» отклонился назад, от его живота к груди прошла волна, горло раздулось… Тварь резко наклонилась вперед, глядя на нас, распахнула огромную пасть — и оттуда сплошным потоком вырвалась струя блевотины. Тварь ушла под воду.
Все это произошло за пять-шесть биений сердца, а мы с Сергеичем были настолько поражены, что замерли истуканами.
Маше пришлось сложнее — струя била прямо в нее. Но подруга наша боевая, надо отдать ей должное, не растерялась. Подскочив на месте, вскинула щит — и плевок пришелся прямо на него. Сила струи была такова, что девушка пошатнулась, едва устояв, но главное — удержала щит. Блевотина стекла вниз.
Я пожелал, и система восстановила мелькнувший профиль твари:
Тошноплюй 5-го уровня
Эволюционирующая активная опустевшая оболочка: 100 %.
Сергеич, взревев боевым слоном, ринулся к пруду, не беря в расчет, что бездушный может быть куда сильнее его самого. Да у этой твари теперь даже человеческого имени нет! Эволюционировала, твою мать!
— Стоять! — завопил я. — Назад, Сергеич!
Мое внимание привлек белый едкий дым. Откуда он здесь? О, черт! Щит в том месте, куда пришелся плевок… или блевок… короче, он плавился и шипел. Тварь блюет желудочным соком? Если так, то сок этот явно концентрированный, потом что кислота проела глубокую борозду, а капающая жидкость теперь пузырилась на плитке.