Жажда чуда
Шрифт:
– Смелее, попробуйте!
– Очень хорошо. Я хочу сказать, что, когда женщина столь очаровательна, как вы, мужчину не очень волнует, как долго она ходила в школу.
– Спасибо за комплимент, но он несколько двусмысленный, – серьезно заметила Мона.
– Я вас обидел? Примите мои искренние извинения. К сожалению, я в самом деле так думаю.
– Тем хуже.
– Готов признать. Но вы должны простить меня.
– Если вы пообещаете впредь не говорить мне обидные слова.
– Мне бы не хотелось давать непродуманные обещания. Видите ли, я не могу удержаться от искушения сказать вам, что вы самая
Мона молча слушала его, и в глазах ее плясали веселые чертики. Он улыбнулся в ответ, и ее окатила волна счастья. Гарленд посерьезнел.
– Я отнюдь не такой уж умник, а обыкновенный человек, со своими слабостями.
Встретив его взгляд, Мона испытала потрясение, ибо безошибочно поняла, о чем он говорит. Ну конечно же, о чувстве, которое Гарленд называл любовью. Она от всей души хотела поверить ему, но суровые уроки жизни воздвигали между ними барьер.
– Расскажите о вашей жене, – попросила она, чтобы сменить тему разговора.
– Я никогда не был женат.
– Как? А Софи?
– О, Софи, конечно, родилась не из морской пены, – рассмеялся Гарленд. – Она мой ребенок до мозга костей. Но я не был женат на ее матери. Мы познакомились с Маргарет в Колумбийском университете. Я тогда только получил диплом по двум специальностям. С отличием. Может, это звучит и нескромно, но должен упомянуть о своих успехах, ибо в противном случае я, скорее всего, не стал бы в двадцать два года отцом. Маргарет была обладательницей такого же диплома, как и у меня, увлекалась научными исследованиями. Как и я, она осталась в университете, чтобы получить ученую степень. Между занятиями мы занимались любовью. Когда она сообщила мне о беременности, я тут же решил, что мы поженимся. Маргарет же сочла эту мысль чудовищной. Брак никогда не значился в списке ее приоритетов. Выяснилось, что я был частью эксперимента по созданию идеального потомства.
– То есть вы сошлись, потому что у вас были одинаковые дипломы?.. – с ужасом воскликнула Мона.
– Совершенно верно. Идея заключалась в зачатии, вынашивании и рождении образцово-показательного ребенка.
– О господи!
– В то время я выразился куда сильнее. Мать Софи была непреклонна: ведь мы не состояли в браке – значит, ребенок ее. Она считала дочь объектом своих экспериментов, но не приняла во внимание отцовский инстинкт. Едва только малышка появилась на свет, я преисполнился к ней обожания. В первый год семейные отношения сохранялись, но потом Маргарет предложили работу во Всемирной организации здравоохранения в Женеве, и она сдала Софи на руки своей сестре и ее мужу, у которых не было детей. Они пытались пресечь мои встречи с дочерью. Добиться им этого не удалось, но было время, когда я виделся с ней всего лишь раз в месяц.
– Ужасно! Как же можно лишать ребенка родительской ласки, – покачала головой Мона. – Это… это бесчеловечно, недостойно!
– Когда девочке исполнилось четыре года, брак опекунов распался. Сестра Маргарет
– Но как же Маргарет? Неужели она не проявляла никакого интереса к своему ребенку? Так поступают только кукушки.
– Только на расстоянии. Она прислала суду телеграмму в мою поддержку, но не соизволила явиться лично. В те дни она звонила мне, требуя ответа, дам ли я нашей дочери соответствующее образование, и критикуя все мои действия, – но на этом ее материнские обязанности завершились. Пару раз я возил Софи в Швейцарию для встречи с матерью, но они не нашли общего языка. Зато мы с дочерью друзья. По-моему, она неплохая девочка.
В колеблющемся свете свечей Мона видела, что отцовское лицо сияет от гордости. Она улыбнулась. Как ни странно, теперь Гарленд стал ей куда ближе, чем когда пытался убедить в своей любви.
– Можете не скромничать, – сказала она. – Любой отец был бы счастлив, имея такую дочь.
– Что ж, я тоже так думаю, но, может быть, я пристрастен, – улыбнулся он. – Я многому научился, общаясь с ней. Главным образом, почувствовал, как отчаянно женщины защищают свою территорию.
– Это мы-то?..
– Естественно. Думаете, только вам известно, каково оно, родительское бремя? Когда Софи была маленькой, мне доводилось возить ее в клинику, и все женщины смотрели на меня с нескрываемой усмешкой – подумать только, он считает, что может заменить мать.
– Ах, вот вы о чем? Ну-ну, и что же дальше?
– Затем нас принимала медсестра, которая жалела «бедную маленькую сиротку, оставшуюся без матери». Мне настойчиво внушали, что я должен жениться, «потому что ребенку нужна ласка». Но, черт возьми, уверяю, я был для Софи куда лучшей матерью, чем те дамы, что пытались узурпировать родительские права мужчины…
За спиной Гарленда раздался грохот. Мона, которая сидела лицом к залу, заметила, что случилось, и едва не расхохоталась при виде двух официантов, ползающих по полу. Они торопливо собирали осколки посуды, разлетевшейся при их столкновении.
– Вам стоило бы говорить потише, – простонала она, вытирая слезы смеха. – Официант услышал ваши слова, что вы были матерью, повернулся посмотреть на феномен и налетел на своего коллегу.
Она не стала уточнять, что официанта, видимо, поразил контраст между словами Гарленда и его грубовато-мужественным видом. Даже она, уже осознав, с какой нестандартной личностью имеет дело, была потрясена, когда попыталась совместить едва ли не женские любовь и нежность к дочери с той пугающей мужской силой, что чувствовалась в каждом жесте, в каждой черточке этого человека.
А он усмехнулся.
– Мне придется следить за своими словами. Я никогда раньше ни с кем не говорил о своем родительском опыте.
– Могу предположить, что эта тема станет сюжетом следующей вашей книги.
– Нет, – сразу же отрезал он. – Об этом я не буду писать. Слишком больно ворошить прошлое. Кроме того, Софи это не понравится. Так что, как видите, я честно и откровенно изложил, как пришел к своим взглядам.
– Да. Приношу вам свои извинения. Должна признаться, меня интересует….