Жажда скорости
Шрифт:
Остаток ужина проходит для меня словно в тумане. Я присоединяюсь к беседе, когда это нужно, и смеюсь в правильных местах, но все, что занимает и грызет мой мозг, это слова Оуэна.
Мы только что закончили с десертом, и я более чем готова уйти.
— Останетесь на кофе? — спрашивает Оуэн. — Или на бренди после ужина?
— С меня хватит, —
— Каррик? — спрашивает Оуэн.
Я смотрю на него, когда он не отвечает на вопрос своего отца сразу же. Он пристально смотрит на меня, и я вижу это в его глазах. Он знает, что я не на сто процентов искренняя.
— Ты устала? — спрашивает он меня.
— Немного. Но ты можешь остаться и выпить. Я не возражаю.
Он смотрит на меня несколько долгих секунд. По его голубым глазам видно, что он взвешивает что-то в уме. Он отрывает взгляд от меня и смотрит на своего отца.
— Нет, достаточно. Спасибо, па.
Обожаю, когда он так делает: опускает второй слог и называет отца просто "па". Это так мило.
— Полагаю, сейчас мы направимся в отель. — Каррик зовет официантку, чтобы попросить счет.
— Я оплачу этот, сынок. — Его отец поднимает руку, когда Каррик тянется за кошельком.
— Хорошо. Спасибо, па.
Оуэн единственный человек, которому Каррик позволяет заплатить за что-то. Наверно это фишка отца и сына.
Как только счет оплачен, я поднимаюсь со стула. Каррик помогает мне надеть пальто.
— Поедешь в отель с нами? — спрашивает Каррик Оуэна, когда мы покидаем ресторан.
— Нет, у меня есть кое-какие дела. — Он кивает в направлении ожидающей его машины. — Но увидимся завтра.
— Ладно.
— Энди, было мило провести с тобой время вне рабочей обстановки. — Оуэн целует меня в щеку.
— Да, мне тоже. — Моя улыбка натянута.
Как только мы начинаем идти, Каррик рукой обнимает меня за плечи, а я свою кладу ему на спину. Свободной рукой он держит мою руку, переплетая свои пальцы с моими, и прижимает наши руки к своему бедру.
— Уверен, что у отца в каждой стране, в которую мы отправляемся, есть пассия — либо это, либо у него проблемы с азартными играми. — Он улыбается самому себе.
— Что тебя заставляет так говорить?
— А в каждой стране, по крайней мере в одну из ночей, он просто исчезает с фразой "есть кое-какие дела" без дальнейших объяснений.
— Был ли у него кто-то всерьез... после твоей мамы?
— Пока я был ребенком, не было никого — никого, о ком бы я знал. Когда я стал немного старше, была парочка девиц, но он всегда сфокусирован на моей гоночной карьере.
— Он сильно тебя любит.
— Да, это так. Иногда даже слишком сильно. Думаю, это из-за того, что он чувствует себя обязанным отдуваться за уход матери.
— Ты не можешь винить его за это.
—
— Моя мама такая же, — говорю я ему. — После отца... она, бывает, слишком опекает меня.
— Как она справляется с тем, что ты далеко, путешествуешь по миру?
— Потихоньку ей становится проще. — Я мягко смеюсь.
— Как насчет того, что ты встречаешься со мной — гонщиком? Что она думает об этом?
Вообще-то раньше он никогда особенно не интересовался мнением моей матери о нем. Догадываюсь, что это в нем разжег его отец этим вечером.
— Она счастлива, если счастлива я.
Честно говоря, она не так много говорила, когда я рассказала ей обо мне и Каррике. Думаю, это по большей части связано с его репутацией. И отчасти с тем, чем он занимается в жизни.
— А ты счастлива?
Я широко улыбаюсь.
— Очень.
Он наклоняется ко мне и целует.
— И я тоже. Как никогда прежде.
Я беру ту его руку, что обнимает меня за плечи и тяну ее к своим губам, чтобы поцеловать. Я теснее прижимаюсь к его боку.
Пока мы идем, я слышу мягкие звуки начинающей играть песни Эда Ширана “Thinking Out Loud”, раздающейся из колонок в ресторане через дорогу, перед которым этим дивным вечером сидят и ужинают люди.
— Обожаю эту песню, — бормочу я.
Вынуждая меня остановиться, Каррик говорит:
— Потанцуешь со мной?
Я осматриваюсь вокруг.
— Эм, здесь?
— Да, здесь. Я хочу потанцевать с моей девочкой под звездами. — Жестом он указывает на ясное ночное небо.
Затем он закручивает меня в свих руках так, что я оказываюсь к нему лицом.
— Ты не можешь отрицать, что мусорный бак добавляет некой романтичности ситуации.
— О, да, грязный мусор... так сексуально. — Я начинаю смеяться, обожая то, как он смеется надо мной.
— Заткнись и танцуй со мной. Ты убиваешь момент.
— Ладно. — Я уступаю, давая ему двигать нас под музыку. Но я чувствую себя несколько смущенно и глупо. Я бросаю взгляд на ресторан через дорогу.
– Люди пялятся, — шепчу я.
— Так позволь им пялиться. Мне плевать, потому что я не смотрю на них. Я смотрю только на тебя.
Это заставляет меня посмотреть на него. Он смотрит на меня так, как и всегда — с такой проницательностью во взгляде, что я чувствую ее отголоски глубоко в сердце, чувствую, как она проникает в те места, в которых он уже прочно обосновался.
— Что, если кто-то узнает тебя? — спрашиваю я, пытаясь приземлить себя и не потеряться в нем окончательно.
Но тогда он говорит:
— Тогда они увидят меня, танцующим с моей девочкой, по которой я схожу с ума. — Он прекращает танцевать, в его взгляде серьезность. — И я, малышка, абсолютно, чертовски, до умопомрачения без ума от тебя.