Жажда

Воля Алёна

Дедушка заметил, что со мной что-то не так.

— Ну что? Как сходила? Как там баба Поля?

— Нормально. Я передумала. Не ходила на ферму. Что-то чувствую себя неважно.

— Ты не простыла, часом?

— Не знаю. Наверное. Что-то плохо мне.

Я сделала себе чай, и, закутавшись в одеяло, просидела весь вечер как изваяние глядя в стену. Только и поднялась, чтобы разогреть ужин да улечься спать.

На следующий день стало ясно, что действительно заболела. Ангина. «Не надо было пить родниковую воду» — как-то вяло повторяла

себе в попытках разжевать аспирин и запивая горечь малиновым вареньем, разведенным в кипятке. В голове было пусто — толи сработал инстинкт самосохранения, толи что, не знаю.

Брат принес мне от соседки овечьего жира. Я топила его в кружке и мазала горло, литрами пила горячий чай, на ночь сделала ингаляцию, найдя в кладовой какие-то травы, что сушила еще летом. На улицу старалась не выходить. Впервые я НЕ хотела услышать рев мотоцикла. Впервые я НЕ выглядывала в сад, чтобы увидеть между деревьями дорогу, ведущую к нам. Впервые, я осознала, что предательство НЕ смогу простить никогда…

Что бы отогнать от себя все мысли связанные с Владом взялась перечитывать любимую книгу: «Обрыв» И. А. Гончарова. В первый день это получалось. На второй я уже отвлекалась каждые пятнадцать минут и понимала, что готова бросаться на стены. На третий мне не хотелось жить. В этот день на пороге дома появилась… Юля.

По ее глазам я поняла, что она в курсе событий. Да и как могло быть иначе? Мы созванивались с ней накануне. Она не собиралась приезжать в село. Влад сообщил «новость» Павлу. Тот — Юльке. Она, будучи довольно обеспеченной и не страдая ни перед кем какими либо обязательствами, тут же примчалась. Надо отдать ей должное — она была настоящим другом, в полном смысле этого слова. Я даже растерялась, когда увидела ее.

— Ты что, приехала сюда из-за меня? — прохрипев очевидное, сгребла отвисшую челюсть и уставилась на нее ошалелыми глазами.

— А что меня держит? Сижу дома. Пашка работать не разрешает. К тебе отпустил без проблем. Ты это… как вообще?

— Вообще — шикарно. Иду ко дну. — Прокаркала в ответ. Юлька сморщилась:

— У тебя малина есть?

— Есть. Смотреть на нее уже не могу.

— А сода?

— Есть. Зачем?

— Будем тебя лечить. — И с этими словами она отправилась на веранду к газовой плите. Любопытство пересилило слабость в конечностях. Я поплелась вслед за ней и стала наблюдать.

Вначале она разогрела столовую ложку варенья в небольшой кастрюльке, потом добавила соду, и, собирая бурлящую пену ложкой, стала совать мне ее в рот со словами:

— Ешь бегом!

Поедая серо-фиолетовое нечто, я только и сумела спросить:

— Ты не забыла добавить глаз совы и лягушачью лапку?

Расхохотавшись в ответ, и не прекращая процедуру, она ответила:

— Ешь, давай!

— Тебе никто не говорил, что ты ведьма?

— А как же! Пашка каждый день! Особенно любит повторять это после секса. Все. Теперь в кровать — бегом марш!

Хлопнув ладошкой себя по лбу и покраснев, отправилась в дом на диван. Юлька

еще покрутилась возле меня с полчаса и отправилась домой со словами:

— Сегодня отдыхай. Все разговоры оставим на завтра. На ночь еще раз сделай себе такую пену. И полощи горло. Фурацилин есть?

— Откуда? — скривившись, покачала головой в ответ.

— Плохо, но не смертельно. Раздобуду завтра где-нибудь. А ты пока содой обойдись.

Вечером, когда я укладывалась спать, а Ромка собирался в клуб, он, словно невзначай, спросил:

— Ты что с Войтовичем своим посралась?

— С чего ты взял?

— Да так… караулит он тебя каждый день, а ты носу из дому не показываешь.

Не желая говорить на эту тему, молча потянулась к книге и развернула ее, убрав закладку в сторону.

— Я угадал?

— Отстань от меня, «Пуаро» недоделанный.

— Сказать ему, что б валил?

— Мне все равно. — И, сделав усилие, приступила к чтению, не реагируя больше на брата.

Глава 8

На следующий день говорить стало легче, и голос практически восстановился, лишь изредка срываясь на фальцет. Юлька принесла фурацилин и заставила при ней полоскать горло. А еще через полчаса мы уселись пить чай с печеньем и смогли поговорить.

Болтали вначале ни о чем. Потом о главном. Почему-то я ожидала, что она будет вместе со мной возмущаться, ругать и упрекать Влада. Она же просто меня жалела и соглашалась, со всеми словами, что я говорила, но сама при этом не стала обливать его грязью и выпытывать подробности случившегося. Я же, как мазохистка, ковырялась в свежей ране, и не могла остановиться.

— Поговори с ним… — В какой-то момент сказала она мне, чем не на шутку поразила.

— Что? Ты в своем уме? Ни видеть его, ни слышать о нем не хочу!

— Ты же не знаешь, что… что он скажет…

— О чем мне с ним говорить?! О ЧЕМ?! О том, что он сидел одной жопой на двух стульях?! О том, какой доверчивой дурой я была?!

Юля поняла, что уговаривать меня бессмысленно.

— Что бы ты сейчас не думала… он… любит тебя…

— Да?! Ой, как интересно! — И только я набрала воздуха, чтобы развить эту тему дальше, она меня остановила:

— Так. Давай-ка закругляться. Ты уже и так довела себя до предела. У меня сердце кровью обливается, слушая все это…

На тот момент, я тоже выдохлась. К тому же надо было меня «слышать». Голос срывался. Ангина это вам не хухры-мухры — горло болело ужасно. Я поставила третий чайник на плиту, а Юлька засобиралась домой.

— Я завтра к тебе приду. Надо нам с тобой какое-то занятие придумать, чтобы отвлечься. Завтра ченить сообразим. Макраме и вышивку не предлагать. — Она улыбнулась мне на прощание, и, чмокнув в щеку, ушла.

А еще через два дня моя подружка уехала, сказав на прощание мудрые слова: