Жди, за тобой придут
Шрифт:
Англичанин захохотал так громко, что ближайшие соседи по комнате принялись недоумевающе на него поглядывать.
— Ой, Костя, ну, и уморили же вы меня, — произнёс он через минуту, пыхтя от восторга. — Экая буйная у вас фантазия, мой друг! И такая же буйная, можно сказать, вопиющая неосведомлённость. Хотя, впрочем, откуда бы сейчас иному-то и взяться? Ведь коли б я, по недогляду скверному иль по ошибке личной, задумал вас на сей предмет и дальше информировать, то роль ваша, которая для вечности давно уже сыграна, фантастикой иль даже анекдотом за раз бы предстали. Нет, сударь, увольте меня от бремени жуткого и великодушием своим простите, коль что не так. А в целом, Костя, имею
— Сейчас же её позову, Джон, — сказал немного опешивший Костя, — но, если позволите, сначала, задам вам пару вопросов.
— Ну, конечно, мой друг, всецело к вашим услугам! — бодро ответил англичанин.
— Во-первых, от кого вы узнали про Таню и нашу свадьбу? А во-вторых, мне бы очень хотелось услышать кое-что и о вас самих, я имею в виду, в разрезе вашей же теории искусственной поддержки эволюции на Земле и причастности к этому мудрых «свидетелей»?
Англичанин широко улыбнулся и протяжно вздохнул, тем самым как бы намекая, что на подобные вопросы действительно понимающий человек вполне мог бы ответить и сам.
— По первому пункту, минхерц, — заявил он с видимой неохотой, — приведу вам, для аналогий быстрых и ассоциаций, напоминание красноречивое — о вас самих и о машине, которая под самосвал попала. Тогда ведь и вы о развязке ужасной вперёд событий, по обыкновенной-то логики, ничегошеньки знать не могли, и равно никто вам об этом не сообщал, однако же знали. А мне вот известно, что близится свадьба у вас, а коли уж свадьба, так где бы невесте и быть, как не здесь — не рядышком с вами?..
Физиономия Джона, излучавшая на протяжении всей его последней тирады эманации неподдельного счастья, внезапно исполнилась хмурью.
— Ну, а что до роли моей в Великом Делании, сударь, — продолжил он сухо, — так здесь бахвалиться перед вами мне совершенно уж нечем, и даже открыто вполне сознаюсь, что уровень нынешний весьма немногое в этом плане позволить мне может. Туда ведь вплотную чтоб подступиться, далёкий путь пройти надобно, характером и душой, как есть, наизнанку вывернуться, от слабостей и несовершенств многих очищение выдержать, но за всем за этим ни в раболепие бездумное не впасть, ни в холодную, утилитарную циничность. А самое главное тут — иное восприятие, хотя вам-то как раз оно отчасти даже знакомо, ведь чувствуете же вы многое, другим не доступное? Замечу однако, что для Работы «свидетелей» и видеть, и чувствовать ещё в десять крат больше понадобится, и только лишь время да школа подлинная науку такую во всей её цельности преподать и способны. Ну, хватит, достаточно вам на сегодня. Теперь ступайте, мой друг, и ведите сюда красавицу Танечку!
Костя пулей вылетел из комнаты, хотя до Тани добрался лишь минут через пять. Налив себе «Тверского» из холодильника, он присел на табурет в кухне и немного расслабился — чтобы осмыслить уклончивое заявление иностранца по поводу Великого Делания, а также переварить его отеческое напутствие, касавшееся десятикратного расширения чувствительности под воздействием времени и подлинной школы.
Когда встреча состоялась, Савва-Джон и Таня произвели друг на друга самое, что ни на есть, благоприятное впечатление, в результате которого первый оказался приглашённым на свадьбу, а последняя ещё долго вспоминала редчайший талант иностранного происхождения, так поразивший её художественный вкус
О темах, длительно и подробно обсуждавшихся между ним и Костей, англичанин не обмолвился в тот вечер больше ни словом.
Через две недели, на свадебном торжестве, его необыкновенную фигуру и изысканную велеречивость отметили многие гости, а вот случая надолго уединиться с женихом и невестой для приватной беседы ему так и не выпало, как, впрочем, и всем, кто сидел далеко от их стола.
Во второй день свадьбы, гораздо менее официальный, у Джона нашлись какие-то срочные дела и явиться к празднику он не сумел. А дальше у супругов был медовый месяц в Египте, по прошествии которого никаких следов англичанина в столице не обнаружилось.
От Сенечки, оказавшегося единственным доверенным лицом у иностранца, Костя и Таня узнали, что того по срочной необходимости вызвали в Лондон, но он передал молодожёнам самые пылкие приветы, а с ними — надежду на будущую встречу в Москве.
Однако встрече этой не суждено было состояться, так как в ближайшие годы неведомые пути Саввы-Джона пролегали далеко от русской столицы, а адресов и телефонов он никому не оставил.
Через год после свадьбы Костя получил, наконец, долгожданный титул MBA и сразу покинул стихию русской коммерции, определившись на службу в модную консалтинговую фирму английских корней. Здесь его ожидали, наряду с высокой зарплатой, необычайно быстрый карьерный рост, а также ненормированный рабочий день, частое отсутствие выходных и длительные командировки.
Именно эта фирма, в конце концов, посчитала возможным устроить для своего талантливого менеджера почётный секондмент в Голландию, и именно её антверпенский офис радушно принял Костю, когда тот, оглядевшись в Европе, захотел поменять свою постоянную резиденцию и пустить корни на благодатной бельгийской земле.
Вот только с новой супругой отношения у него до конца не сложились.
В России конфликтов не возникало: Костя пахал как вол, носился по командировкам, веселился с коллегами, копил денежные знаки и верил в светлое будущее, в то время как Таня присматривала за домашним очагом и развлекала себя, как могла, посещением разнообразных богемных тусовок, картинных галерей и эзотерических кружков.
Они проводили вместе отпуска, ночи и, изредка, выходные, если у Кости на работе не случалось аврала. Этого было достаточно, чтобы крепкие брачные узы не ослабевали.
Но в Голландии овертайм был не в моде. А шляться с коллегами по барам и дискотекам каждый день считалось чем-то из ряда вон выходящим.
В течение всей рабочей недели Костя являлся домой в начале седьмого. Каждую субботу и воскресенье они с Таней проводили в компании друг друга. Поначалу безумно радовались такому повороту событий, пытались использовать свободное время по максимуму: ведь столько всего можно было посмотреть вокруг. Но через пару лет, когда носиться по ближним и дальним окрестностям уже надоело, в их досуге начало прорисовываться некоторое однообразие, и Таня стала — как бы это помягче сказать — «тихонько поскуливать».
С голландцами общего языка, равно как и общих интересов, она не находила. Да и среди эмигрантов не было таких собеседников, которые могли составить хотя бы подобие её московского общения. Танины поездки в Россию становились всё более частыми и затяжными, а возвращалась она из них, как правило, с лицом, отнюдь не излучающим восторг по поводу встречи с их новым домом.
Костя знал, к чему всё шло и, когда она во время очередного отпуска (на пару месяцев) сказала по телефону, что больше не вернётся в Голландию, он даже не удивился.