Жди, за тобой придут
Шрифт:
Поначалу решили не разводиться. Собственно, Таня ждала, что Костя всё бросит и приедет к ней. А Костя, хоть до конца в это и не верил, в тайне надеялся, что она одумается и пересилит своё неприятие Запада ради сохранения семьи.
Но не случилось. Молодой, симпатичной девушке сложно было сохранить верность далёкому мужу в огромном мегаполисе, который кишел желающими разделить надвое её хрупкое одиночество.
Костя в это время ни с кем не знакомился, хотя особы противоположного пола интерес к нему испытывали всегда. Некоторые сотрудницы-голландки совершенно не стеснялись открыто заигрывать, но Костин женатый статус был для них непреодолимым психологическим барьером.
Русскоязычные
Минуло около года прежде, чем на Костин электронный адрес пришло коротенькое сообщение от Тани с лаконичной просьбой о разводе. Объяснять какие-либо причины своего решения она не посчитала целесообразным. Но никаких объяснений и не требовалось.
Костя на тот момент уже был морально готов к печальному, но закономерному финалу их десятилетнего союза и ответил ей согласием. Через два месяца он слетал в Москву, чтобы поприсутствовать на бракоразводном процессе, после чего вернулся в Утрехт с некоторой экзистенциальной грустинкой в глазах и нестираемым штемпелем «свободен» в паспорте и в душе.
Глава двадцать первая
Бельгия, Ремушан, июль 2006
Костю отослали за водой, заказали новую поленницу дров и вежливо попросили оборудовать два внешних и пять внутренних костров — по одному в каждой юрте.
Когда он закончил свой труд и был от пуза накормлен, на алтайском пятачке стали собираться люди. Отовсюду доносилась английская речь. Опытное, тренированное ухо — такое, каким обладал Костя, — могло различить, по меньшей мере, три её главных разновидности: собственно британскую, североамериканскую и «третью», смешанную, отличавшуюся, как от первой, так и от второй.
«Шаманы всех стран соединяйтесь!» — подумал Костя и зашагал в сторону Мишиной юрты.
В одном из чумов Баир со свитою уже камлали. Ещё в одном Николай, верный духовно-коммерческой агенде, начал приём кандидатов на обследование, коих понабежало со всего лагеря довольно много. В двух чумах творилось непонятно что: судя по всему, англоязычная братия, подошедшая для обмена опытом, бурно и оживлённо вела переговоры со своими сибирскими коллегами. И только у Мишиной юрты, стоявшей немного на отшибе, не вертелось никакой посторонней публики.
Там не оказалось, при ближайшем рассмотрении, вообще никого, и, желая удостовериться, что хотя бы сам шаман пребывает на месте и в добром здравии, Костя мимоходом заглянул вонутрь.
В чуме сидело три человека: Анжела, Миша и… Эвелин. Миша что-то тихо объяснял по-монгольски, и Анжела вот-вот должна была озвучить перевод.
— Please come in! — сказала она вместо того, что собиралась. — Take a seat.
Косте ничего не оставалось, как войти и, глупо улыбаясь, пристроиться на подушечке в их тёплой компании. Эвелин глядела на него так, словно он был наскальным изображением одного из четырёх президентов в Северной Дакоте.
— Я пропустил что-то важное? — смутился он под её взглядом.
— Нет, — спокойно и торжественно ответила Анжела. — Ты как раз вовремя.
Миша снова залопотал на своём далёком от мелодичности языке, и, когда запас его красноречия иссяк, переводчица сказала:
— Планета Земля тяжело больна. Больна нами — людьми, живущими на ней и, в силу своей ограниченности, воображающими, что их миссия — доминировать
«Эдюньчик будет в восторге!» — умилённо прикинул Костя.
— И одно дело — болтать языком, — как бы в ответ на его мысль, подвела итог Анжела, — но совсем другое — по-настоящему работать!
— Я извиняюсь, но почему именно нам вы решили всё это открыть? — усиленно пряча за лёгким сарказмом убеждённую недоверчивость, вымолвил Костя по-русски.
Поняв его вопрос, Миша сразу ответил. В переводе его мысль звучала так:
— Я путешествовал в будущее вместе с духами, и они показали мне вас…
«Офонареть!!» — хотел, было, огрызнуться Костя, но подавил в себе этот порыв.
— Вы были рядом… всегда… и ещё там было много работы. Вы оба отлично с ней справлялись.
— И что, мы шаманили на пару где-то в сибирской тайге? — продолжал злить Анжелу своим упрямством Костя, теперь уже по-английски.
— Нет, — игнорируя его эмоции, ответили Миша и переводчица. — У вас другое предназначение. И очень скоро вы его найдёте. Больше духи ничего не просили вам говорить.
Миша бодро встал, за ним поднялась на ноги Анжела, и двое будущих коллег (неизвестно в каком занятии) вынужденно последовали их примеру.
Шаман, не говоря ни слова, удалился в противоположную точку юрты, несколько секунд копался в валявшемся там хламе и наконец возвратился с каким-то бумажным свитком в руке и пятью затёртыми медяками, каждый из которых имел небольшое отверстие посередине.
— Это маньчжурские монеты, бывшие в обращении в эпоху династии Цин, — пояснила Анжела. — Многие шаманы используют именно их для своей ворожбы.
Свиток оказался цветным иллюстрированным перечнем всевозможных комбинаций из пяти монет, снабжённым длинными истолкованиями на совершенно не доступном для понимания языке. Заглавной комбинацией было «пять орлов», за ней шли «один орёл, четыре решки», потом «одна решка, один орёл, три решки», и так далее вплоть до «пяти решек». Всего возможных исходов насчитывалось тридцать два. Напротив каждой комбинации стояли чернильные пометки на русском и английском, дававшие краткую аннотацию расширенной иноязычной трактовки.
Миша опять занял своё прежнее место, кивком головы дал понять, что другие тоже могут присаживаться, и невнятно буркнул что-то себе под нос.
— Первым будем гадать на тебя, Константин, — очеловечила его реплику Анжела.
Шаман поместил монеты в собранные кубиком ладони и принялся медленно их трясти. Глаза свои он при этом закрыл, а спустя какое-то время начал гудеть, периодически выплёвывая жуткую тарабарщину, видимо, тоже бывшую в ходу во времена династии Цин.
— Он бросать-то их будет? — нетерпеливым шёпотом поинтересовался Костя у Анжелы.