Желание герцога
Шрифт:
Он еще крепче прижал ее к себе и дразнил ее полураскрытые губы кончиком языка, пока она не раскрыла их полностью и не позволила его языку проникнуть внутрь.
Лиллиан не понимала, как это все случилось: эта встреча и этот поцелуй. Но она была здесь, и Саймон так крепко прижимал ее к себе, что два их дыхания слились воедино. В такой ситуации она была не в состоянии обратить внимание на слабый внутренний голос, который говорил ей, что надо остановиться, вырваться из его объятий. Она не слышала, как здравый смысл напоминал ей о том,
Нет, все это заглушалось бешеным стуком ее сердца, когда она уступила желанию, такому внезапному и сильному, что у нее появилось ощущение, будто она готова на все, чтобы это мгновение продлилось хоть немного дольше.
Язык Саймона терзал ее рот сладостной мукой, вызывая в ней ответный огонь. Он пробовал, на вкус каждый дюйм, добившись, чтобы их языки сплелись друг с другом. В его поцелуе она чувствовала вкус мяты, немного отдававший виски. Но сильнее всего в нем был выражен вкус желания и грешных удовольствий.
Лиллиан оказалась совершенно неготовой к появлению странной дрожи, которая, казалось, зарождалась во всех самых неприличных местах и потом распространялась жаркой волной по всему телу. Она была смущена и встревожена своими ощущениями, потому что никогда раньше у нее не возникало желания потереться о мужчину, как это делает кошка в брачный период.
Эта мысль заставила ее вырваться из объятий Саймона с такой силой, что она наткнулась спиной на перила террасы. Они стояли в ночной прохладе и пристально смотрели друг на друга в лунном свете. Саймон тяжело дышал, сжав кулаки по бокам и пытаясь овладеть собой.
И Лиллиан поняла, что со стороны она выглядит точно также. Припухшие от поцелуев губы, горящие желанием глаза, на скулах лихорадочный румянец от смущения и ненависти к самой себе.
Ей надо что-то сказать, или ударить его, или извиниться, или сделать что-нибудь, что угодно.
Но все закончилось тем, что Лиллиан подобрала свои юбки и бросилась назад в дом. Единственное, что она могла сделать, — это сбежать.
Глава 7
В три часа утра, даже после головокружительного бала, в доме установилась тишина. Прислуга, которая еще бодрствовала, и та направлялась спать, оставив уборку танцевального зала на утро, до того как проснутся гости и начнут требовать чай, печенье и яйца, приготовленные определенным способом.
Завсегдатаи балов натанцевались до упаду, и одни уже спали, а другие отправились на тайные свидания, о которых условились во время танцев. Вокруг не было никого, кто мог бы потревожить Саймона, пока он сидел за огромным столом из вишневого дерева в кабинете отца, который стоял здесь столько времени, сколько Саймон помнил себя. Одного только взгляда на этот стол было достаточно,
Здесь он докладывал отцу о своих оценках в школе и получал похвалу, которая согревала его приятным теплом до кончиков пальцев. Позже они с отцом вели здесь споры о политике, и эти споры открыли Саймону совершенно новый мир ответственности. И в конце концов здесь он начал постигать деликатную науку быть герцогом и все то, что прилагалось к этому возвышенному титулу.
Саймон, улыбаясь, покачал головой, отгоняя воспоминания. Сейчас он должен был методично разбирать бумаги и личные вещи отца. А он вместо этого смотрел в окно на темный парк, и мысли его снова витали где-то далеко. Только на этот раз он думал о мягких губах и тихих вздохах.
— Вот ты где, — послышался голос Риса.
Он вошел в комнату, прикрыл дверь и, сложив руки на груди, посмотрел на Саймона.
Саймон вздохнул. Он догадывался, что Рис найдет его. Его друг не стал задавать вопросы, когда Саймон вернулся после встречи с Лиллиан, но это была лишь временная передышка. Сейчас, похоже, настало время расплаты.
— Разве ты не должен быть в постели? — поинтересовался Саймон. — Либо один… либо дальше по коридору, в спальне Энн?
Последние слова он произнес для того, чтобы разозлить Риса. Его друг был настолько разборчив в вопросах соблюдения правил приличия, что Саймон иногда задавался вопросом, а целовалась ли когда-нибудь эта «счастливая» пара.
— Тебе не удастся разозлить меня, даже оскорбив честь моей невесты, — сказал Рис, хотя у него и дернулся подбородок, когда он направился к Саймону. — Я хочу знать, что произошло на террасе сегодня, когда ты последовал за мисс Мейхью. Вы были некоторое время наедине, и когда ты вернулся, у тебя был странный вид. А девушка и вовсе исчезла.
Саймон пожал плечами, встал со стула и стал ходить по комнате.
— Что ты хочешь, чтобы я сказал тебе, Уэверли? Что меня безумно влечет к женщине, которая, по твоему мнению, совершенно мне не подходит? Которую моя мать явно ненавидит, хотя ее мнение меня не слишком волнует. Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе, что нашел Лиллиан на террасе и целовал, пока едва не задохнулся? Что, кроме как о том, чтобы прижать ее к стене, поднять юбки и овладеть ею прямо там, я ни о чем не мог думать? Это позволит тебе почувствовать свое превосходство надо мной?
Рис приблизился к Саймону, и на его лице царило искреннее беспокойство. Саймон сразу пожалел о грубых словах и обвинениях, брошенных другу в лицо. Наверное, Рис был снобом, но он был очень преданным человеком. Неудачи Саймона никогда не доставляли ему удовольствия, и было бы нечестно думать, что когда-нибудь может быть иначе.
— Ты в абсолютном восторге от этой девушки, да? И это не просто способ расстроить мать или пойти против общества. Ты искренне хочешь ее.
Судя по голосу, Рис был ошеломлен.