Желание жизни
Шрифт:
– Я слышал, вас недавно назначили директором «Дома»? Какой же счастливый поворот событий! Кто бы мог подумать, что Грейтгрин вот так просто оставит своё детище. Безумно, безумно рад за вас, мой друг! – зубы Ивана можно было с легкостью пересчитать, так широко он улыбнулся в эту секунду.
– А я безумно хочу есть, прошу меня извинить…
– Нет-нет, что вы! – залепетал Иван. – Я ничуть не обижен. Я прекрасно понимаю ваше желание, – и он принуждённо глупо засмеялся.
Ничуть не смутившись, мистер Челленджворс даже обрадовался такой реакции и, развернувшись на пятках, бодро проследовал к своему месту за огромным столом посреди зала. Прозвучал второй звонок к обеду.
Мистеру Челленджворсу не составило труда найти своё место по карточке с красивой виньеткой. Он отметил про себя, что, если компания окажется слишком шумной и увлеченной, куда-нибудь пересесть потом будет практически невозможно, и этот факт его немного
Если этот вечер и можно было назвать скромным обедом, то все жители города и близлежащих деревень должны были тогда, по подсчетам мистера Роджерса, вымереть с голоду. Стол мистера Роджерса просто ломился от изысканных яств: фазаны, вымоченные в шампанском и в голландском соусе, сочные перепела, которым не хватало места на гигантских тарелках, салат из тушеных омаров, черной икры и маленьких красных лангустов, говядина под шафранным соусом с маленькими ярко-фиолетовыми виноградинками – блюдо, сражающее своим ароматом и способное пробудить неукротимые пищевые рефлексы даже у рьяного вегетарианца. Каждый замысел шеф-повара поражал оригинальностью исполнения, на каждой тарелке находилось произведение искусства, которому суждена была недолгая жизнь и стремительная смерть. Аптекарь сначала не мог поверить своим глазам: он в жизни не видел таких деликатесов, а самое главное, не мог взять в толк, где же такие продукты можно было откопать в городке, далеко отстоящем от мировых гламурных столиц. Впрочем, заглушить сильное любопытство ему помогла общая примиряющая атмосфера этого дня. В иной вечер такое пиршество не просто бы вызвало жгучий интерес к маршрутам повара мистера Роджерса, но и послужило бы причиной настоящего беспокойства, а может, даже и ужаса, ведь от природы подозрительный мистер Челленджворс почти во всём видел подвох, а уж всё необычное и выбивающееся из традиционных представлений надолго выводило его из себя. Однако единственным, что дрогнуло сейчас в недрах души и тела мистера Челленджворса, были уголки его карих глаз, и виной тому было отнюдь не умственное или нервное перенапряжения, а жгучий соус, под которым подавали мраморную говядину.
Все были превосходно одеты, и фармацевт несколько раз с облечением подумал о своём лучшем костюме, который сидел сейчас на нём как влитой. Тем не менее он настолько избаловался за эти несколько минут всеобщим к нему вниманием, что не исключал и возможности произвести неизгладимое впечатление рваными джинсами и неглаженой футболкой. Ещё бы двадцать Иванов и тридцать похожих приветственных речей мистера Роджерса, и он бы забыл о необходимости проверить потом в мужской комнате, хорошо ли лежит галстук и не запылились ли туфли.
– Простите мою нескромность, но я… я не ожидала, что вы такой молодой. – По правую руку от мистера Челленджворса раздался звонкий женский голосок. – В ваши годы, еще, по сути, не вкусив всех переживаний жизни, вы уже на таком высоком посту! За вас остаётся только от всей души порадоваться. Позвольте выразить вам своё глубочайшее почтение!
Глубочайшим у этой дамы было не только почтение, но и декольте, от размеров которого мистеру Челленджворсу стало дурно, поэтому он постарался ответить даме как можно лаконичнее и смотреть куда угодно, только не в её сторону.
– Благодарю вас, мисс… миссис… – мистер Челленджворс запнулся и продолжил изучать заинтересовавший его узор паркета.
– Панаст! – дама с живым участием вывела аптекаря из затруднительного положения и продолжила в упор смотреть на его затылок и уши.
– Да, госпожа Панаст. Спасибо. Большое спасибо, – завершив изучение паркета, Челленджворс приступил к исследованию одного из салатов на другом конце стола.
На знаменательную встречу пришло немало семейных пар, но понять, замужняя ли перед тобой дама или нет, можно было не сразу, во многом благодаря страсти некоторых энергичных женщин кокетничать с каждым, кто попадал в их поле видимости. Мистер Челленджворс отметил эту отличительную черту собрания сразу же, как только вошёл. Женщины громко смеялись, щебетали, порхали от одного угла зала к другому с бокалами шампанского и подолгу не задерживались на одном месте. Однако спустя какое-то время можно было увидеть ту же самую даму, невозмутимо шествующую под руку с кавалером, который при ближайшем рассмотрении оказывался её мужем. Во многом этим объяснялась растерянность мистера Челленджворса в попытке обратиться к рассыпающейся в комплиментах леди за столом. Это была пышная блондинка с ярко обведенными фиолетовым карандашом голубыми глазами и розовой пудрой, которая без жадности была нанесена не только на щёки, но и на все другие участки тела. Из-за столь фантастического макияжа определить её возраст представлялось
К ужасу аптекаря к розовой пудре со стремительностью беркута подсела ещё одна женщина. Мистер Челленджворс готов был проклинать гостя, который дерзнул освободить своё место рядом с его стулом. Ему пришлось засунуть в рот несоразмерный размерам его челюстей кусок говядины, чтобы максимально сосредоточиться на пережёвывании пищи.
– Акилина, вот эта встреча! Совсем не ожидала тебя здесь увидеть.
От такого воодушевляющего приветствия лицо Акилины стало ещё ярче, из розового превратившись в бардовое. Челленджворс, не в силах побороть любопытство, как можно осторожнее взглянул на очередную нарушительницу спокойствия —тому причиной был её магнетический шёлковый голос – и, забыв обо всех своих тревогах и правилах, не в силах был оторваться от стройной брюнетки с тонкими чертами лица.
– Я приехала сюда с Патриком, а ты, наверное … – при этих словах роковая брюнетка пристально посмотрела на мистера Челленджворса.
– Э-э… Лина… Я… я разговаривала с мистером Челленджворсом, нашим новым коллегой, – выдавила из себя Акилина, уже совсем не пытаясь скрыть отсутствие восторга от встречи со знакомой.
– Ах, прости меня, прости… Я просто подумала, что мы можем сразу, вместе познакомиться с героем этого вечера, – аптекарь уронил креветку на скатерть, – а, оказывается, вы давние друзья, и я помешала… Что же, прости, дорогая подруга. Не буду тогда мешать вашей спокойной беседе, – произнесла дама сладким голосом и бросила быстрый, но острый взгляд на руки мистера Челленджворса, при этом едва уловимо изменившись в лице.
В интонациях этой женщины было столько предупредительной вежливости, так медленно, мягко и мелодично она произносила каждое слово, а движения её ладоней были при этом такими плавными и успокаивающими, что мистер Челленджворс может быть впервые в своей жизни растроганно произнес.
– Нет, э-э… прошу вас, оставайтесь с нами, Нина!..
– Ли-на… – прожурчала дама, ничуть не смутившись от такой досадной ошибки.
– Боже мой, простите меня, – Челленджворс убрал салфетку с колен, хотя до конца трапезы ещё было далеко, и заёрзал на стуле. – Очень рад, что на этом вечере могу познакомиться с такими симпатичными… то есть я хотел сказать, очаровательными предпринимателями нашего города!
Если бы существовал на свете прибор, способный измерить интенсивность негативных эмоций человека в минуту, в руке госпожи Панаст он бы сейчас зашкалил. Она вцепилась в свою белую шевелюру и неудачно притворилась, что больше всего на свете её интересует поджаренный лангустин с лаймом. Челленджворс не без нарциссического удовлетворения отметил, что почти все дамы в комнате так или иначе следят за их разговором, кто спрятавшись за бокалом красного пунша, кто – за спиной своего соседа, а некоторые и вовсе без капли стеснения оглядывали троицу с ног до головы и что-то оживленно обсуждали. Мистеру Челленджворсу, прежде столь чувствительному к любому воздействию социума, такая бесцеремонность даже не показалась неприятной. Вообще, он всё более и более погружался в состояние почти райской безмятежности, проистекающей от внутренней гармонии и самоуспокоения – ему казалось, что не было еще в его жизни такого чудесного дня. Все меньше и меньше он задавал себе вопросов и даже не пытался поразмыслить о скрытых мотивах поступков окружающих. Хотим предупредить саркастическую улыбку читателя: такое благодушное состояние духа молодого владельца «Дома Асклепия» отнюдь не было вызвано значительной дозой алкоголя – всё, к чему сегодня притронулся звезда роскошного обеда, – апельсиновый сок и минеральная вода. Единственное, что его немного удивило, – это странная отреченность представителей мужского пола по сравнению с их бойкими, прямо-таки звенящими спутницами. К тому же, сколько бы он ни пытался, хорошо запомнить не получалось ни одно лицо – все они были настолько похожи, что как будто сливались в единую картинку. Даже восторженный Иван не отличался сложением, осанкой или особыми чертами, которые хоть как-нибудь помогли бы аптекарю различить его в толпе. Единственным уникальным экземпляром оставался вездесущий мистер Роджерс – даже его неизменный белый шарф служил опознавательным знаком и своеобразной меткой индивидуализма…
– … С удовольствием, мистер Челленджворс! Если только Акилина не будет возражать.
Миссис или мисс Панаст (доподлинно неизвестно) одарила Лину таким взглядом, что в недостатке её внимания к подруге уже нельзя было сомневаться, а к её фиолетовым кругам под глазами грозили прибавиться красные. Мистер Челленджворс это запомнил, но решил не придавать никакого значения локальному инциденту.
– Это очень красивый дом, – замурлыкала Лина, – и мне бы так хотелось, чтобы мистер Роджерс приглашал нас чаще.