Желанное сокровище орков
Шрифт:
Что это? Почему он так нежен? И почему моё тело реагирует так странно — дрожит не только от страха, но и от чего-то другого, тёплого, пульсирующего внизу живота?
Он вдруг замер, словно почувствовал моё смятение, и его золотые глаза встретились с моими. В них мелькнула искра — не угроза, а что-то глубокое, притягательное, от чего моё сердце пропустило удар. Его большой палец задержался на моём запястье ещё на миг, слегка надавив, и я ощутила, как его тепло проникает в меня, заставляя кожу гореть. Напряжение между нами повисло в воздухе, густое, почти осязаемое, и я
Но он отстранился, резко, как будто сам себя одёрнул, и выпрямился, глядя на меня сверху вниз. Его голос, низкий и чуть хриплый, нарушил тишину:
– Хочу показать тебе кое-что. Иди за мной.
Он протянул руку, но не схватил, а просто ждал, и я, всё ещё дрожа, неуверенно кивнула. Мои запястья ныли, но его прикосновение всё ещё горело на коже, и я не могла понять, почему мне хочется узнать, что он имеет в виду. Что он хочет показать? И почему я не могу отвести от него взгляд?
– 6-
Я поднялась на ноги, всё ещё дрожа, и последовала за ним. Мои шаги были неуверенными, ноги утопали в мягкой шкуре. Орк вышел первым, откинув ткань, и я, помедлив, шагнула за ним, щурясь от яркого света. Лагерь открылся передо мной во всей красе, и я замерла, не веря своим глазам.
Всё было чисто, до блеска — ни грязи, ни мусора, что вечно валялись у нас в деревне, где куры топтались в лужах, а ветер разносил солому с крыш. Здесь улицы были вымощены гладкими камнями, блестящими, как после дождя, а шатры и дома стояли ровными рядами, их ткани и дерево украшены резьбой и яркими узорами.
Костры горели аккуратно, в выложенных каменных очагах, и запах еды — жареного мяса, трав, чего-то пряного — витал в воздухе, заставляя мой желудок невольно сжаться. Это было красиво, даже величественно, и я поймала себя на мысли, что наша деревня рядом с этим выглядела как горстка старых лачуг.
Пока мы шли, я замечала всё больше деталей. Орков было много — высокие, мускулистые, с зелёной или землистой кожей, они таскали мешки, чинили оружие, переговаривались громкими голосами. Но среди них мелькали и орчихи, с такими же сильными фигурами, но с мягкими улыбками, их волосы были заплетены в косы или украшены цветами.
А потом я увидела человеческих женщин — их было немного, но они выделялись своей бледной кожей и светлыми платьями. Я ожидала увидеть страх в их глазах, сгорбленные спины, следы слёз, но нет — они выглядели опрятными, сияющими, одна даже рассмеялась, когда орчиха рядом что-то ей сказала. Они не были пленницами. Они… жили здесь? Это сбило меня с толку ещё больше, и я замедлила шаг, пытаясь осмыслить увиденное.
Орк с косой заметил моё замешательство и обернулся ко мне. Его золотые глаза блеснули, и он заговорил, его голос был низким, с лёгкой хрипотцой:
– Меня зовут Кирон. Я один из вождей этого племени. Второй — Рагнар, тот, что был в шатре. Он отвечает за оборону, за воинов, а я слежу за порядком внутри. Чтобы всё работало, как надо.
Он махнул рукой в сторону, указывая на лагерь, и продолжил, будто я была не пленницей, а гостьей, которую он решил провести
– Вон там — кузня, слышишь молоты? А дальше — склады, где храним еду и товар. Рынок у реки, туда ходят торговать с соседями. А это — жилые шатры, там семьи.
Я слушала, кивая, но внутри всё кипело от вопросов. Он говорил так спокойно, так буднично, как будто я уже часть этого места. Почему он рассказывает мне всё это? Что я здесь делаю?
Но я не успела ничего спросить — мы продолжали идти, и вскоре перед нами выросло каменное строение, тёмное и массивное, с двумя орками у входа. Они стояли с копьями, их лица были суровыми, и я поняла — это тюрьма. Мое сердце сжалось. Зачем он привёл меня сюда?
Кирон шагнул к решётке, и я нерешительно последовала за ним, заглядывая внутрь. В одной из клеток, за толстыми прутьями, сидели двое — потрёпанные, в рваной одежде, с грязными лицами. Они подняли головы, и я ахнула, узнав их. Мои братья — Торин и Лейн. Их волосы были спутаны, под глазами темнели синяки, но это были они. Они рванули к прутьям, вцепившись в них так, что костяшки побелели, и закричали:
– Эйвери! Сестрёнка, спаси нас! Вытащи отсюда, умоляем!
Торин, старший, смотрел на меня с отчаянием, его голос дрожал, а Лейн, младший, прижался к решётке, его глаза блестели от слёз. Я отступила назад, ноги подкосились, и я чуть не упала.
Что? Как? Они же должны быть на охоте! Отец сказал, что они ушли за оленем, мачеха клялась, что они вернутся через день-два. Почему они здесь, в клетке, как преступники?
Я обернулась к Кирону, моё дыхание сбилось, и страх снова захлестнул меня.
– Что это такое? – выпалила я, мой голос дрожал, срываясь на писк. – Почему мои братья здесь? Что происходит?
Он смотрел на меня, его золотые глаза сузились, но он не ответил. Только молча скрестил руки на груди, и я осталась стоять, глядя то на него, то на братьев, не понимая, во что я вляпалась.
– 7-
Я стояла перед клеткой, глядя на братьев, и моё сердце колотилось так громко, что заглушало шум племени за спиной. Торин вцепился в прутья, его лицо было искажено страхом, а Лейн, прижавшись к решётке, смотрел на меня с мольбой, его грязные волосы падали на глаза.
– Эйвери, ты должна нас вытащить! – закричал Торин, его голос сорвался на хрип. – Если ты не поможешь, они нас казнят! Эти чудовища не знают пощады, они дикари, они…
– Докажи им, что мы не виноваты! – подхватил Лейн, его руки дрожали на прутьях. – Они нас зарубят, сестра, пожалуйста!
Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но Кирон шагнул вперёд, его тень упала на клетку, и он заговорил, перебивая их. Его голос был спокойным, ровным, но от этого ещё более тяжёлым.
– Они охотились на наших землях. Это запрещено договором. Пересекли границу, зная, что нельзя. И не просто охотились — ранили орчонка, мальчишку, что играл у озера. Маленького, безоружного. А вместо того чтобы помочь ему, они хотели утащить его в вашу деревню, добить там и спрятать следы.