Желанный
Шрифт:
Подобное место заставило отца Флинна гордиться, моего же оно только раздражало. Он дал мне ясно понять, что с удовольствием купит мне квартиру, если только я попрошу.
Я не сказала ни слова.
Попс, так звали отца Флинна, угостил нас завтраком, после чего отвел в «Ред Лайн». Мы ничего не спрашивали, просто шли с ним, пока не остановились на Рузвельт. Потом он провел нас ко входу в музей, купил по хот-догу и указал на Полевой музей естественной истории.
— Когда у вас будет выходной, — сказал он, — тут, там, — добавил он, указывая на аквариум, — институт
Флинн покосился на меня с наполовину смущенным, наполовину довольным выражением. Но мне нравилась идея облететь мир. Особенно потому, что я иногда боялась, что забыла, как это делается.
Флинн запустил посудомойку, прежде чем мы направились к двери.
— Давай на этой неделе аквариум.
— А институт искусств?
— Мы были там на прошлой неделе.
Я пожала плечами.
Он покосился на меня.
— Если ты уже знала, куда хочешь пойти, почему сразу не сказала?
— Излишество или вежливость?
— Дай угадать. Окна.
Я взяла его за руку и счастливо улыбнулась.
— Видишь, как хорошо ты меня знаешь.
Я испытывала к окнам Шагала то, что некоторые чувствуют к Нотр-Даму или Вестминстерскому аббатству. Что-то было в том, чтобы смотреть на стекло со странными изображениями, многие из которых, казалось, были запечатлены в полете, отчего моя душа пела.
Я открыла их для себя случайно, когда пыталась найти кафе, и стояла там, забыв про голод, глядя, как свет проходит через живую и сияющую синь.
Я знала, что Флинн не понимает мое увлечение. Моне, Рембрандт, даже темные и сумбурные картины Ивана Олбрайта занимали его воображение. Но к его чести, он стоял со мной, глядя на окна столько же, сколько и я.
— Ты же знаешь, что не найдешь ответ в стекле, — произнес он, когда мы простояли там уже полчаса.
— А вдруг, — возразила я и повернулась к нему. — Может, я уже нашла.
— Да? Что собираешься делать?
Я пожала плечами, не зная, как словами оформить мысли, которые носились у меня в голове, когда я стояла там в состоянии, близком к медитации. Голубое небо. Картины, которые пронеслись сквозь вечность, так и не потускнев. Голос Эвана, говорящий мне отпустить. Лететь.
И мои собственные страхи, которые держали меня.
— Но когда ты погружаешься прямо в них, что тебе остается терять?
— Я собираюсь сделать это, — сказала я наконец, выразив все свои мысли в этой простой фразе.
— Посмотрите на нее. У Анжелины еще есть порох в пороховницах. Парень хочет тебя. Ты хотела его целую вечность. Так сделай свой ход. Скажи ему, что он идиот, если держит обещания, данные покойнику. Он просто наказывает тебя и заставляет свои яйца опухать. А если он не изменит свое мнение, то он точно идиот и в
— Не будь придурком.
— Не буду. Серьезно. Я горжусь тобой
— И правильно.
Он взял меня под руку.
— Пошли. Еще успеем на выставку современного американского искусства по пути, а потом я угощу тебя бокалом вина в «Терцо Пиано».
— Мы только что позавтракали.
— И что?
Я должна была признать, что возражений у меня не было. В конце концов, это был вечер, и несмотря на то, что это был четверг, никто из нас не работал.
Кроме того, небольшое опьянение могло придать мне мужество, в котором я нуждалась.
Глава 9
Еще до еженедельных посещений музеев с Флинном я ходила в Институт искусств с Дженом. Он любил это место так же сильно, как и я, настолько сильно, что через свой фонд жертвовал музею и деньги, и предметы искусства. Это было его страстью — найти художника, который нуждался в финансировании или организацию, которой требовалась наличность, чтобы восстановить или приобрести шедевр, либо древний манускрипт. Не раз я сидела в офисе Джена поздно вечером и обсуждала с ним его выбор и планы. Это не входило в мои обязанности, но эти часы всегда были моими любимыми.
Бродя с Флинном по нашим любимым галереям, я не могла отогнать грустную мысль о том, что мы с Дженом никогда этого больше не сделаем. Но в этот раз к ней примешивалась гордость, ведь я знала, что некоторые из этих экспозиций, как и многие другие по всему миру, появились благодаря щедрости Джена. И когда ты такое понимаешь, это довольно круто.
Мы прошли мимо Американской Готики и перешли к Ивану Олбрайту и его жутким «Дверям», когда у меня зазвонил телефон. Я ухмыльнулась Флинну, вытащила телефон, отворачиваясь от незнакомых людей.
— Папочка! — Я говорила тихо и отошла на несколько шагов от картины. — Ты снова в штатах?
— Не просто в Штатах, мы в Чикаго.
— Правда? Где? Вы в квартире?
— Они тут? — спросил Флинн одними губами.
— Нет, не в квартире, — ответил отец, пока я кивала Флинну. — Твоя мать настояла на отеле. Слишком много воспоминаний.
— Каком отеле?
— «Дрейк». Думаю, мы задержимся только на одну ночь. Мне нужно возвращаться в Колумбию завтра к полудню.
— Завтра? — нахмурилась я, размышляя, не перепутала ли я даты. — Завтра мы встречаемся с адвокатом по поводу завещания Джена. Ты не собираешься прийти?
— Я не наследник.
— О. — Я не могла представить, почему Джен не включил своего брата в завещание. Технически, они были братьями только наполовину, но мой отец присутствовал, когда родился Джен, и они всегда были довольно близки. — О, — повторила я глупо.
— Твоя мать зарезервировала столик в «Палм Корт», чтобы мы выпили чаю. Встретимся там в три?
— Я приду. — Люблю хороший чай, а «Дрейк» был моим любимым местом в Чикаго. Однако больше всего я хотела увидеть маму с папой.