Желать невозможного

Островская Екатерина

Утром после завтрака Соню понесли в беседку. Кристина шла следом. В этот момент позвонила Настя – только Кристина, увидев, что к ней подходит Леонид Иванович, тут же прервала разговор.

– Хороший у тебя аппарат, – произнес Менжинский. – Дорогой, наверное. Дай посмотреть.

Он взял мобильник. Стал нажимать на кнопки, проверяя списки входящих и исходящих звонков.

– А ты что, совсем не звонишь никому? – удивился Леонид Иванович.

– Дорого звонить, я только входящие принимаю: мне экономить надо, – ответила Кристина, которой Васечкин строго-настрого приказал

после каждого разговора уничтожать всю информацию о звонке.

– У тебя и входящих-то – кот наплакал. Неужели даже жених не звонит?

– А он у меня тоже экономный.

Вскоре из дома вышел Флярковский. Машину подогнали к крыльцу, но Илья Евсеевич зашел в беседку.

– Погуляй пока, – приказал он Кристине.

Она отошла и встала за альпийской горкой. Оттуда было хорошо видно, как Флярковский что-то говорил Соне, а та улыбалась. Потом Илья Евсеевич наклонился и поцеловал девушку. Вышел из беседки, и тут же к нему подъехал «Бентли». Флярковский посмотрел на Кристину и сел в машину.

А Соня помахала рукой новой подруге:

– Что ты там стоишь? Иди ко мне!

«Бентли» выскочил на трассу, и Флярковский, устраиваясь в кресле, сказал:

– Леня, ты прав – сестричка-то весьма и весьма. Я бы на твоем месте не терялся.

36

Иванов спешил домой, посмотрел в сторону своего подъезда и не увидел участкового Воропаева, который в последнее время часто тут стоял. Олег остановился, начал осматривать двор, искал Настю с детьми, но их тоже не было.

Мимо проходил молодой человек, который остановился и сказал:

– Если вы жену с детьми ищете, то я только что их видел в магазине.

– А вы знаете мою жену и детей? – удивился Олег.

– Незнаком, но часто наблюдаю, как вы гуляете все вместе. У вас очень красивая семья. На полотно проситесь. Смотрелись бы не хуже, чем семейный портрет у Ван Дейка. Помните?

Иванов вспомнил только то, что на верхних этажах дома находятся мастерские художников, и спросил:

– А вы занимаетесь живописью?

Молодой человек кивнул и сказал:

– Стараюсь.

Можно было, конечно, и не спрашивать. Молодой человек был небрит и походил на художника, хотя был трезвый и одет прилично. Мужчины познакомились.

– Если хотите, можете зайти ко мне как-нибудь, – пригласил Олега художник, – посмотрите работы.

Он показал на дверь парадного:

– Вот здесь, на самом верху, моя мастерская. С женой заходите… Кстати, вон она идет.

Иванов обернулся и увидел на другом конце двора Настю, ведущую за руки детей. Следом за ними шел старший лейтенант Воропаев, который нес полиэтиленовые пакеты с продуктами.

– И участковый с ними. Поразительно, какой заботливый милиционер!

– Вы с ним знакомы?

– Еще как! Год или два назад, когда у меня было туго с финансами и, соответственно, я имел задолженность по оплате аренды мастерской, он чуть ли не ежедневно приходил, требовал, чтобы я немедленно оплачивал долг и съезжал во избежание нехороших последствий. Но теперь даже здоровается со мной иногда.

– Наверное, потому, что ваше финансовое положение улучшилось?

– Не то слово. В прошлом году у меня состоялась первая персональная выставка в Питере, а потом и в Москве. Несколько работ купили.

А потом Фонд Сальвадора Дали организовал мою выставку в Испании. Раскупили все, что я привез.

– Испанцы так любят русскую живопись? – удивился Иванов.

– Не сказал бы. Работ пять приобрели испанские коллекционеры, а остальные – русские, которые постоянно там проживают. Выставка проходила в Марбелье, а там русских очень много. Но больше всех моими работами заинтересовался не испанский русский, а некий крупный московский предприниматель, который взял десяток сразу. Сказал, что хотел бы украсить ими свою яхту. Конечно, мне не хотелось бы, чтобы мои полотна были на корабле – все-таки влажность большая в море и температурный режим трудно было бы выдерживать, но человек заплатил деньги и волен делать с картинами все, что захочет. Он мне, кстати, сделал заказ на картину на библейскую тему. Сюжет он сам придумал. Я пообещал, получил аванс, вернулся сюда, начал работу. Только зря – заказчика моего взорвали вместе с яхтой и моими картинами.

Олег понял, о ком идет речь, но промолчал. Алексей продолжал:

– Там, в Испании, у меня было много интересных встреч. С одним дайвером из России познакомился. Писал морской пейзаж, а он из воды вылезает. Проходит мимо и спрашивает: «Ну, чего ты лыбишься, испанская рожа?» Я ему отвечаю, что вообще-то я русская рожа. Причем более симпатичная, чем его собственная. А у того явно нос сломан и татуировки на теле. Дайвер, правда, не обиделся. Мы после этого пару раз встречались, а потом я его на своей выставке видел. Он с одним русским беседовал. Русский оказался милиционером, кстати, из Питера. Дал мне визитку – дома где-то валяется. Представляете, полковник милиции приезжает на отдых в Испанию и идет на выставку русского художника! Трудно поверить!

Настя заметила Олега и помахала ему рукой, дети помахали тоже. Олег попрощался с художником, и тот еще раз пригласил его в гости.

Когда Иванов отошел, художник крикнул:

– А сегодня и приходите. Меня Алексей зовут.

Олег поспешил навстречу Насте и детям. Когда он подошел, участковый Воропаев, передавая ему пакеты, спросил:

– А вы и с этим художником знакомы?

– Конечно, – подтвердил Олег, – хороший человек.

– Теперь да, – согласился старший лейтенант. – А раньше знаете как тяжело с ним приходилось! Никакие меры воздействия на него не действовали. Он даже портрет мой изобразил на картине под названием «Участковый Воропаев борется с нечистой силой». Там изображено, будто бы сижу я в засаде в темном лесу с пистолетом и будто бы боюсь, а из-за каждого дерева выглядывают упыри, вурдалаки, ведьмы всевозможные и лешие. Будете у него в мастерской, посмотрите на картину: там рама очень хорошая – позолоченная…

Если бы не участковый инспектор, Иванов не придал бы поначалу этой встрече никакого значения и детали случайно возникшего разговора с художником проскочили бы мимо сознания… За ужином Олег рассказал Насте о предложении посетить мастерскую художника, и она, почти не раздумывая, согласилась:

– Давай сходим. Если человек приглашает незнакомых людей к себе, значит, ему плохо, может, он так одинок, что ему и поговорить не с кем. Может, создает новую картину, хочет показать и выслушать мнение о ней даже таких профанов, как мы, ничего не понимающих в живописи.