Железная хватка графа Соколова
Шрифт:
— История? Какая же?
— Да как эти лиходеи стали уходить, я за рукав своего дуралея дергаю: мол, Вась, дунь хоть в свисток!
Городовой прибежит, мы на жуликов навалимся и одолеем их. Нам деньжат в награду дадут.
— Заробел я, ваше превосходительство! Думаю: а что, коли на месте прибьют? — вздохнул Василий.
— Эх, Вась, ты у меня насчет выпить — орел, а где себя явить — полные штаны навалял. Тогда я подняла камень да вдогонку за ворьем. Настигла, ору: «Стой, насмерть зашибу!» Тот, что с баулом был, шипит, словно змей подколодный: «Чего, такая-сякая, шумишь? Пошла отседова, пока мы тебя на двоих не раскатали!» Ух, взъярилась тут я, прямо
Нокаут
Соколов уже с явным уважением взглянул на Матрену: — А дальше что?
— Взяла своего Анику-воина под мышку и потащила на угол, к полосатой будке. В ней наш знакомый городовой Матвеев так храпит, что в соседнем доме собаки ему подвывают, а жильцы просыпаются. — Матрена локтем толкнула супруга. — Ну, колода, доложи их превосходительству, чего следовало дальше.
— Чаво-чаво! Я разбудил их благородие городового, доложил про непорядок, а он заметно выпивши пребывал. Взял да в гузно сапогом меня пнул, ну, я на булыжную мостовую и покатился. И еще лежачему хотел добавить, спасибо, Мотя выручила.
— И впрямь выручила? — широко улыбнулся Соколов.
Матрена перекрестилась:
— Мой грех, ваше превосходительство! Вижу — наших бьют. Тогда я подскочила к городовому Матвееву да как звездану в глаз. Так он и рухнул без всякого движения. Очень боялась, две ночи слабо спала: а ну как за повреждение власти арестуют? Да вроде ничего, обошлось.
Василий решил пожаловаться Соколову:
— Одно название — баба, а дерется что квартальный надзиратель. Когда утром стало известно об мильоне, что эти двое у Шапиры уволокли, так Мотя меня по морде мочалила, мочалила: чего, говорит, дурак, в свисток не свистел? А в полицию уже боялись идти: еще чего нам припишут! Так и помалкивали, пока их благородие сами нас не отыскали.
Матрена вздохнула:
— Эх, ваше превосходительство, я себя казню. Никогда не надо русской бабе на мужиков надеяться — от них одна лихоманка да пьянство, самой следовало хватать воров. Глядишь, скрутила бы и премию от Шапиры заслужила. Я
бы развернулась, портерную лавку открыла.
Василий малость приободрился:
— Коли опять случай выйдет, непременно свистеть буду...
Матрена с материнской нежностью погладила русую голову мужа:
— Ваше превосходительство, вы на Ваську внимания не обращайте. Он простой у меня, незамысловатый. Дурак, прости Господи.
Педагогика
Уже через час, стараясь сдерживать дыхание, что не мешало распространять вокруг себя запах тяжкого перегара, выпячивая обильное чрево, перед Соколовым стыл в смертельном страхе городовой Матвеев. Под левым глазом красовался фингал, успевший приобрести зеленоватый оттенок.
До полного пенсиона Матвееву оставалось всего полгода. Теперь же, размышляя о трагедии
— Матвеев, к тебе дворник Пузанов на прошлой неделе обращался в ночное время?
Городовой обвел дворника налитыми кровью глазами, издал звук, похожий на тот, что бывает у кипящего чайника, и выдавил:
— Так точно, может, и обращался, ваше превосходительство...
Соколов посмотрел на сидевшего в углу Пузанова:
— Ты, Василий Данилыч, что сказал в тот раз городовому?
— Я доложил... Матвееву, что, дескать, две воровские фигуры... того... потащились... через железку, а баул с ними.
— А городовой что?
— Да ничего... Сапогом вмазал... того... по усесту... а более — ничего.
Неожиданно городовой повалился в ноги к Соколову, зарыдал:
— Воля ваша, виноват... Малость был выпивши... Не погубите, ваше превосходительство, господин Соколов! Сон кого хошь сломит.
Соколов, уже хотевший отправить донесение о должностном преступлении городового, смягчился. Приказал:
— На ноги — встать! Кру-гом! — И он проделал ту же процедуру, что городовой на прошлой неделе с Пузановым. И заметил: — Впредь старайся, на посту бди! Пшел!
Счастливый городовой пробкой выскочил в дверь, мысленно благословляя графа Соколова. Только что и успел крикнуть:
— Бегу, грешник, в трактир, рюмку за ваше превосходительство перекувыркнуть! Душевный вы человек...
Радости и тревоги
Сахаров пожал руку Сильвестру:
— Молодец, важнейших свидетелей раскопал!
— Да уж, теперь многое в деле может проясниться, — зарделся тот. — Я по книгам выяснил, что Хорек был вкладчиком в банке Шапиро. Ясно, что он сделал наводку, Чукмандин совершил хищение. Деньги поделили. Чукмандин, как свидетельствуют знавшие его, был алчным. Он задушил Хорька, забрал все деньги себе. И сделал это с помощью Клавки. Потом завлек ее в сарай, совершил прелюбодеяние и убил — боялся, видать, болтливой свидетельницы. Мадам Карская показала, что Чукмандин частенько заходил в ее веселое заведение, но проводил время исключительно с Клавкой, — чувства-с!
Соколов участия в беседе не принял. Он покрутил ручку телефона, произнес в трубку:
— Барышня, соедините меня с директором Сибирского торгового банка, номер 317-89! Шапиро, это ты? Меня хорошо слышишь? Запечатай в конверт одну тысячу рублей ассигнациями и срочно с курьером отправь на Хлебную биржу, это соседний дом с твоим банком. Запиши фамилию — Матрена Пузанова. Чего? Нет, похищенное не обнаружила, а нашла свидетелей — это порой дороже денег: — и дал отбой. Потом вытащил из жилетного кармана часы. — Друзья, прощайтесь, нам, Евгений Вячеславович, пора на Саратовский вокзал.
Сахаров назидательно сказал:
— Ты, Сильвестр, в Москве незаменим, продолжай действовать столь же энергично!
Через несколько минут коляска покатила сыщиков через весь город — многолюдный, оживленный, веселый. Соколов сидел погруженный в свои нелегкие думы, словно его сердце чувствовало: над головой уже нависла смертельная опасность.
ОПАСНАЯ ИГРА