Железная хватка графа Соколова
Шрифт:
— Спасибо, с удовольствием разделю столь изысканное общество!
— За знакомство! Хотя, признаюсь, у меня ощущение, что мы с вами встречались. Лицо ваше знакомо...
— Очень возможно! Мне ваше тоже. Позвольте представиться: депутат Государственной думы третьего созыва, потомственный дворянин Тищенко Герман Мартынович.
Соколов вопросительно поднял бровь:
— От какой губернии?
— От Екатеринославской. Баллотировался вместе с председателем нашей земской управы Михаилом Владимировичем Родзянко. И еще в Думу прошел приятель моего покойного
— Если не ошибаюсь, он председатель отдела Союза русского народа? — спросил Соколов.
Тищенко с чувством превосходства улыбнулся:
— Нет, товарищ председателя. А я по личным делам направляюсь в Раненбург. Там умер дядюшка-помещик, богатое имение завещал мне. Пока налегке еду. Следует вступить в права наследства. Жажду посвятить себя жизни в деревне: без твердой руки хозяйство быстро придет в упадок. Я в прошлом году был в Зосимово — так зовется имение. Хозяйство в замечательном порядке. Но удручает положение некоторых крестьян: пьянствуют, отлынивают от дела, семьи их находятся в самом жалком положении. Хочу принудить их работать. Согласитесь, что это моя священная обязанность — заботиться о благе крестьян.
Сахаров возразил:
— Все так, но разве пьяницу и лодыря можно заставить трудиться? Его хоть на расстрел веди, он настоящим тружеником не станет. И все ваши, Герман Мартынович, усилия пойдут насмарку.
Принесли стерлядь по-русски и заливное из каплунов.
Сыщики выпили водки, Тищенко наотрез отказался:
— Вы промокли и промерзли, а я убежденный враг выпивки!
— Чем же вы увлекаетесь в таком случае?
— Шахматами.
— Прекрасно! — обрадовался начальник охранки. — После обеда сразимся.
Испанская защита
После обеда Тищенко заглянул в купе сыщиков. Сахаров в приятном нетерпении (уж очень любил он древнюю забаву!) достал из багажа дорожную доску и расставил малюсенькие фигуры.
Тищенко улыбнулся — и вновь с чувством превосходства.
— Нет, сегодня мы играем на этой красавице! — и он положил на столик роскошную, прекрасно инкрустированную различными ценными породами дерева шахматную доску. На светлой клетке справа было начертано: «Народному избраннику Г. М. Тищенко от избирателей. 1907 г.». — Как говорил Петр Великий, «шахматы — настолько игра прекрасная, что плохо играть в нее — дело стыдное»!
— Тем более на такой доске. И фигуры как умело резаны!
— Из грушевого дерева.
Соколов, которому темперамент не позволял долго сидеть за шахматной игрой, с некоторым интересом наблюдал за соперниками. Сахаров, расставляя фигуры, предался воспоминаниям:
— В гимназии я был сильнейшим шахматистом класса, а однажды, уже взрослым, сделал ничью с ныне знаменитым Дуз-Хотимирским.
— Поздравляю! А я у него однажды выиграл.
Вскоре выяснилось, что соперники играют испанскую партию. Еще через двадцать минут начальник охранки сдался. Депутат Тищенко играл блестяще.
Откровения
Сахаров нажал кнопку
— Принеси, братец, из ресторана шампанское. — Обернулся к спутникам: — За проигрыш следует платить.
Чудный напиток вскоре искрился в бокалах. Гость на сей раз не отказался. Не имея привычки к спиртному, он малость захмелел, стал разговорчив.
Соколов все пытался припомнить депутата, который носил бы фамилию Тищенко. И не мог. Не без умысла спросил:
— Нет, скажите, Герман Мартынович, вы лично подымали какие-нибудь вопросы в Думе?
— Однако в своих выступлениях настоятельно поддержал запросы депутатов Тесленко и Скороходова относительно тех преступных организаций, которые сгруппировались вокруг охранных отделений. Их состав — общества отбросы, подонки. Вся деятельность охранки покрыта мраком неизвестности. Средства на ее содержание из государственного казначейства идут без контроля и ограничений, — с бравадой сказал депутат.
Сыщики с интересом слушали эти излияния. Впрочем, многие депутаты разогнанной Думы выступали с таких же наивно-озлобленных позиций. Сахаров подлил шампанского в бокалы. Гость горячо продолжал:
— Да, охранка наделена бесконтрольным правом арестовать, задержать, избить, даже расстрелять кого угодно, без всякой вины.
Сахаров не выдержал, с иронией произнес:
— Неужто? Ах, негодяи!
— Будто вы сами не знаете! — зло скривился Тищенко. — У нас на Руси сотни человеческих жизней отнимаются по одному мановению руки какого-нибудь спившегося жандармского полковника. Достаточно ему произнести «Пли!» — и покорные, несчастные солдаты лишают жизни цвет и гордость нации — борцов за народное счастье. — Взглянул на Сахарова: — Реванша небось хотите?
— Хочу! — И стал расставлять фигуры.
— Еще английский король Людовик Тринадцатый живший в семнадцатом веке, говаривал: «Шахматы прекрасны тем, что тут идет сражение без крови». — Почесал кончик мясистого носа, добавил непонятное: — Но у нас случай особый. — Взглянул в окно. — Что, Жилево уже скоро? — Достал из сюртучного кармана часы. — Почти сто верст отмахали. Скоро Кашира, — и сделал первый ход.
Через десять минут Сахаров успел потерять коня и пешку. Соколов наблюдал за гостем: тот то и дело доставал часы, словно боялся опоздать, и вглядывался в туманную дымку за окном. Вздыхал:
— Эх, совсем день коротким стал, темнеет быстро.
Сахаров собрался сдаваться, как гость вдруг зевнул ферзя. Сахаров деликатно указал на это. Тищенко махнул рукой:
— За ошибки платить надо! Сдаюсь и поздравляю. Расставляйте фигуры — играем третью партию, решительную. А я выберу в ресторане контрибуцию — самое дорогое шампанское, — и он плотно закрыл за собой дверь.
Пламя и дым
Соколов прикрыл веки, задумался: «Что он нервничает? И точно ли этот тип тот, за кого себя выдает? А если врет, то ради чего — ради бахвальства?»