Железная Империя
Шрифт:
Люку ощутил себя щенком, пусть не беспомощным, пусть полным сил, но все же щенком, которого матерый зверь выводит на опасное дело, обучая премудростям охоты.
Натаскивает.
Да, теперь это слово подходит к ситуации как нельзя лучше.
Вейдер при всей своей каменной тяжести характера был деликатнее; Инквизитор — нет. Он просто хватал за шиворот и тыкал носом, последовательно и четко. Но, даже осознавая правильность уроков Инквизитора, Люк не мог отделаться от ощущения униженности.
— Если такой умный, — зло шептал
Но Инквизитор словно избегал столкновений с Аларией. Боялся? Нарочно подставлял под пока не видимый, непонятный удар Люка?
Нет, не думать об этом.
Зачем это Инквизитору.
Нет.
Хладнокровие и мудрость, Люк.
Следуя за Аларией, Люк все сильнее хмурился и с неохотой признавал правоту Лорда Фреса, настаивающего на подкреплении. Корабль ситх-леди покидал центр Бисса, улетая дальше от имперских дворцов, а значит, женщина не собиралась возвращаться обратно, ведь ее длительное отсутствие вряд ли возможно было скрыть, а оправдаться потом — просто невозможно.
Люк перекинул Инквизитору координаты места, куда корабль Аларии направлялся и где, по-видимому, женщине и была назначена встреча, и, все еще стараясь оставаться незамеченным, пошел на посадку вслед за кораблем Аларии.
Временная слепота из-за сокрытия Силы стала Люку совсем уж невыносима, он раскрылся, впуская в разум свет космоса и дыхание жизни, и сразу же увидел, куда так спешила Алария. Впереди, словно багровая страшная звезда, сверкала Сила, налитая темнотой и страхом, сила Повелителя Ужаса.
— Вот оно что, — зло процедил Люк, — заговор! Но, Великая Сила, да кто же им помогает, они же не могли все это самостоятельно провернуть!
Это было очень плохо; теперь Люк понимал, что Аларию придется отдать Инквизитору — и что бы он там с ней не делал, это будет суровой необходимостью. Из нее придется вытрясти все секреты.
К черту сантименты, Империя и безопасность превыше всего.
Корабль Аларии совершил очередной вираж и зашел на посадку, сверкнув плоскостью крыльев в ночном свете Бисса.
Где-то внизу Люк скорее угадал, чем разглядел какие-то постройки, какие-то здания, и тоже пошел на посадку.
Когда Люк выбрался из кабины пилота и ступил на посадочную площадку, Аларии уже не было видно. Люк уже не таясь потянулся за нею Силой, стараясь определить, где она скрылась, но она, казалось, была не в состоянии заметить его прикосновений.
Ее цель, да нет — жажда, иссушающая ее душу, — вела ее вперед, и Люк, несмотря на свое превосходство в росте, еле поспевал за маленькой женщиной.
Ее путь вел к небольшой постройке — то ли наблюдательный пункт, то ли какое-то административное здание на краю летного поля.
Люк, стараясь как можно меньше шуметь и перепрыгивая через захламляющие заброшенную площадку обломки старого
В полутемном захламленном помещении, где каждый шаг в тишине звучал, как оглушительный выстрел, Люк, прячась в тени, минуя светлые квадраты света на полу, ступая по хрустящему под ногами мелкому мусору, осторожно скользнул к стене и прислушался. Его сердце билось ровно и сильно, и казалось, что это был самый громкий звук, наполняющий тихое старое здание.
Где-то в глубине его, за стеной, к которой прислонился джедай, слышалась какая-то странная возня, до обострившегося слуха Люка доносились неясные обрывки слов, вскрики и жаркий шепот.
— Подожди! — холодновато говорил мужчина, но его слова тотчас перебивались каким-то ненормальным, полубезумным то ли воем, то ли писком, и Люк с содроганием узнал голос Аларии, которая одержимо, фанатично, не слыша ничего поскуливала, повизгивала, стонала всего несколько слов.
— Милый, милый, милый, — в этом истовом, полном обожания и безумия шепоте было силы и любви намного больше, чем во всех пылких речах, которые Алария до того говорила в адрес Дарта Вейдера и Люка вместе взятых. Слыша это жалкое приниженное нытье, шорох одежды и звуки частых торопливых поцелуев, Люк побагровел от стыда и отвращения, словно увидел Аларию голышом.
— Подожди, — уже немного громче произнес мужчина, и в голосе его послышалась злость.
— Милый, любимый!
— Любимый, говоришь? — на миг безумный, жаждущий голос Аларии стих, словно кто-то грубо заткнул ей рот, и было слышно лишь ее томное постанывание, которое могло означать все, что угодно. Неизвестный мог как целовать изнывающую от страсти женщину, так и заткнуть ее рот кляпом, грубо затолкать в него скомканную тряпку.
И эта снисходительная жестокая властность против ее рабской, безвольной покорности были настолько отвратительны и извращенны, что Люку показалось, что его лицо воспламеняется от стыда. Став невольным свидетелем этого странного свидания, он готов был провалиться сквозь землю, и не только оттого, что прикоснулся к чьей-то интимной тайне.
Его выворачивало от отвращения, потому что эта женщина, пресмыкающаяся сейчас перед тем, кто, несомненно, был врагом, до этого улыбалась и говорила о своих чувствах к его отцу.
К нему самому.
И, самое отвратительное, он ей почти верил.
Хотел верить!
Эта жестокая, порочная, хитрая стерва, цинично и смело разыгрывающая комедию перед Императором и перед Люком, готовая вонзить нож в сердце Империи, сейчас позволяла вытирать о себя ноги, и вся ее воля была уничтожена и растоптана.