Железная Империя
Шрифт:
…Хладнокровие и мудрость, мастер Люк.
— Любимый, любимый, — слабый голос Аларии стал тише, словно неизвестный немного притушил ее жажду лаской или выпил все ее силы чудовищной болью, может, стиснув ее горло до синяков, вцепившись зубами в плечо, оставляя багровый кровоподтек, а может, запустив руку в волосы и, заставив ее откинуть голову назад, целуя ее губы. Казалось, это было ей совершенно безразлично; женщины касалось ее божество, и она снесла бы и прикосновение раскаленного тавра, выжигающего на ее коже клеймо, если бы
— Так ты со мной?
— О, да! Да! Я сделаю все, любимый, милый!
Ее голос вновь сорвался на ненормальный визг, и неизвестный вновь заткнул ей рот. На несколько секунд стало тихо, так тихо, что джедай затаил дыхание, опасаясь быть услышанным.
Отерев ладонью мокрое лицо, сжав зубы, он слушая эту гнусную возню; ему даже думать не хотелось, что происходит там, в темноте.
— Любимы-ый, — вновь пищала Алария, извиваясь. В тишине шуршали ее одежды, так, словно неизвестный прижал ее к стене, торопливо и грязно лапая ее тело. — Когда, ну, когда же мы будем вместе?!
— Когда я вырву Вейдеру сердце, а его имератрицу протащу за волосы по всему дворцу, когда сверну шеи его выродкам и напьюсь его ужаса и боли, — глухо ответил мужчина, и внезапно все стихло.
Смолкли звуки поцелуев, которыми Алария покрывала лицо своего божества.
— Зачем тебе это? — резко произнесла женщина. Ее голос перестал быть ноющим, в нем промелькнули опасные жесткие нотки и исчезла блаженная расслабленность. — Почему ты так часто говоришь о них?
Люк напрягся, затаил дыхание, ожидая ответа.
Это было и в самом деле странно.
Повелитель Ужаса был нацелен именно на его отца, на уничтожение императорской семьи, а значит, он знал Вейдера, встречался с ним. Кто же это такой?
Мужчина в темноте негромко рассмеялся, его смех был колким, ужасным, злобным.
— Они убили меня, — с чувством произнес он, — я побывал там, во тьме — по-твоему, этого мало, чтобы возненавидеть кого-то? Напомни-ка мне, нравилось ли тебе возвращаться сюда? Мне — нет. И еще больше мне не нравится то, что они не знают, каково это — побывать там…
На миг вновь воцарилась тишина, такая глубокая, что Люк отчетливо слышал, как бьется его сердце и шумит в висках кровь.
— Малакор, — промурлыкала Алария, разрывая напряжение затянувшейся паузы, — может избавить тебя от неприятных тебе людей. От Вейдера и Евы. Если ты поможешь ему, он…
— Нет, — зло и резко выдохнул мужчина, и Люку показалось, что неизвестный оттолкнул, практически отбросил от себя ласкающуюся к нему Аларию, отчего она отлетела к стене, ударившись затылком. — Малакор хочет превратить все в безжизненную пустыню, убить всех, а я хочу жить.
— Но можно, — вновь замурлыкала Алария, — можно помочь ему… до какого-то момента ему можно помогать, и когда он умертвит Вейдера, его самого…
— Нет! — выкрикнул мужчина с такой яростью, что, казалось, она острыми осколками сечет кожу на лице. — Я сказал — нет!
— Да
— Потому что это слишком простая смерть для него, — прохрипел неизвестный с яростью. — Очень простая… я хочу, чтобы он мучился. Я хочу, чтобы он видел растерзанное тело своей дочери и мечтал о смерти. Я хочу, чтобы мой смертельный удар ему благом казался!
Люк едва смог удержать себя от того, чтобы тотчас, с криком, вы выскочить из спасительной тени и не наброситься на мерзавцев, с таким ужасающим цинизмом размышляющих о мучениях, которые они собираются причинить ребенку — Энии, черт, его маленькой сестренке, беловолосой крохе с хитрыми синими глазками!
От одной мысли о том, что кто-то из них хоть на шаг приблизится к девочке, у Люка, казалось, мозг воспламенялся, и он, дрожа всем телом, старался погасить вспышки гнева и ужаса, уговаривая себя стерпеть и подслушать все, о чем заговорщики собираются говорить.
— А Ева?
В тонкой тишине имя императрицы прозвучало как щелчок бича, остро и хлестко.
— Что Ева?
— Дочь Вейдера ты хочешь разорвать, чтобы его позлить, — цинично заметила Алария. — А что ты хочешь сделать с Евой?
— Не знаю, — сухо ответил незнакомец, и, как показалось Люку, чересчур поспешно, словно отсекая саму возможность разговора на эту тему. — Я не думал об этом.
— Не думал? — ворковала Алария. Повисла неловкая пауза, не заполненная ничем, кроме тяжелого напряженного дыхания. — Так может, об этом подумаю я?
В тишине и темноте резкое движение показалось Люку броском хищного животного, Алария громко вскрикнула и придушенно захрипела, послышались хлесткие удары, словно она из всех сил лупила ладонями по щекам напавшего на нее мужчины, но скоро смолкли и они, сломленные, смятые его жестокими руками.
— С-слушай сюда, — выдохнул он, подавляя совершенно ее сопротивление. Ее частое горячее дыхание стало срываться на какой-то свистящий звук, словно он, придушив женщину, склонялся и выпивал из ее беспомощно разевающегося рта последние капли живительного кислорода. Его дрожащий, срывающийся на истерический визг голос был искажен до такой степени, что Люк с трудом разобрал слова. — Сам. Я должен сделать все сам. Убить Вейдера и надругаться над его женщиной. Иначе мне просто не для чего жить. Я и тебя убью, если ты помешаешь мне, поняла?
— Люби-и-и-мый, — хрипела Алария жалко, вновь цепляя маску беззащитности и доверчивости, и Люка едва не вывернуло от отвращения.
Даже сейчас, даже с человеком, которого она любила, она продолжала лгать!
Ее ложь струилась в поддельной покорности и поддельном страхе, выплескиваясь самой настоящей ненавистью.
— Ты слышала меня? Не смей делать ничего, что я тебе не приказывал! Ты поняла меня?
— Так прикажи мне сделать хоть что-нибудь! — просипела Алария. — Прикажи мне!