Железная Империя
Шрифт:
— Я покажу тебе кое-что… смотри… — миловидное лицо Аларии изменилось, исказилось в уродливую, но отчего-то смешную гримасу, глаза съехались к носу, язык свернулся трубочкой. Хотела ли она развеселить императорскую дочь или напугать — не ясно, впрочем, Энию это не пугало ни капельки.
— Еще! Хочу еще! Покажи, — с восторгом выкрикнула она, заливаясь смехом и колотя в ладошки.
Алария, кривляясь и крутя глазами в разные стороны, медленно подбиралась к смеющемуся ребенку, от нетерпения ее руки нервно вздрагивали, и женщину так и подмывало подскочить, налететь на крошку, навалиться на нее
А если действительно украсть ее?
Вывести из дворца?
На мгновение Алария даже поверила, что ей удастся это сделать. Обмануть Люка и его охрану, как-нибудь обойти шныряющего повсюду и во все сующего свой нос Инквизитора.
Увести девочку и оставить ее себе. Вдвоем они затеряются где-нибудь далеко, на самой пустынной из планет, и станут там тихо жить. Эния… она так похожа на Энакина… На маленького Энакина, когда-то залюбовавшегося спустившимся с небес Татуина ангелом.
Можно же будет начать все сначала, внезапно подумала Алария и даже засмеялась от облегчения, которое пришло с этой шальной, дерзкой мыслью.
Можно все исправить. Вместо Энакина, вместо ее с ним детей у нее будет Эния, его маленькая копия. Она будет смотреть на Аларию его, Энакина, синим глазами и любить ее, любить просто так. Девочка совсем мала; она еще позабудет и свою мать, и Вейдера, она будет считать своею матерью ее, Аларию.
Рука Аларии легла на светлые кудряшки Энии, под иссеченной, изодранной ладонью крепенькое тельце ребенка было теплым и прикосновения ее неуклюжих теплых детских ладошек — ласковыми. Захотелось выть в голос, орать от страха и накатившего вдруг понимания, зачем она здесь, и что сейчас будет, и женщина спрятала свое лицо в светлых волосах девочки, скрывая свой ужас и отчаяние. Алария притянула ребенка к себе, наслаждаясь сладким детским запахом, и обняла малышку, испытывая давно позабытое удовольствие от этой нехитрый ласки.
И тепло.
Тепло, усыпляющее безумие, возвращающее блаженный покой, расслабляющее сведенные до судороги, напряженные до каменной твердости мышцы.
Лютое желание тут же вцепиться пальцами в светлые кудряшки девочки и едва ли не зубами перекусить, перегрызть ее нежное горлышко куда-то вдруг испарилось, и Алария, растерянно поглаживая девочку по кругленькой головенке, почти уговаривала себя — ну же! Сейчас! Сделай это!
— Ударилась? — серьезно спросила Эния, пальчиком трогая рассеченный лоб Аларии.
Детские светлые глаза смотрели прямо и даже сурово, так странно по-взрослому, и Алария, мигнув, уронила пару слез с ресниц, так внезапно наполнивших глаза.
— Да, — прошептала она, улыбаясь совершенно счастливо и сумасшедше. — Ничего, пройдет!
— Не реви, — строго сказала Эния, грозя Аларии пухленьким пальчиком. — Тебе говорили не носиться и смотреть под ноги!
В интонациях детского трогательного голоска проскользнуло что-то металлическое, твердое, и Алария снова рассмеялась, глядя, как девочка копирует отца, осознанно или нет. Даже этот жест пальцем, это размеренное покачивание — даже в этом был он, Энакин. Вейдер. Теперь Дарт Вейдер.
Вот зачем ей
"Эния — это Энакин, Эния — это Энакин", — твердила про себя, как заведенная, Алария, прислушиваясь к частому пульсу в своих висках, и почти верила этому горячечному бреду, этим вертевшимся в ее разуме без конца словам.
Убить Энию — этого хотел Пробус, это была его идея, его смысл жизни, его месть. А она, Алария, — женщина поняла это вдруг, только что, и осознала с изумлением, — она ведь не Пробус. Она даже не его часть. Она отдельное существо, и у нее в сердце рождаются совсем другие чувства. Свои.
Когда она сказала, что ее не трогает обретенное Вейдером счастье, она лгала. Это Пробус ей так сказал, и она поверила. А самой Аларии было невыносимо даже смотреть на то, как он живет после нее… без нее.
Энакин разлюбил свой Душистый Лотос, свою Падмэ. Волшебная сказка кончилась, прошла бесследно, а быль так и не началась. Какая-то другая женщина теперь была дорога ему, и с ней он делил свою жизнь.
Острее всего Алария ощущала стыд, ее уязвленное самолюбие нашептывало ей всегда — ты не можешь ничего исправить, ты не можешь заставить его полюбить тебя вновь, ты потеряла свою ценность, ты ничто, всего лишь красивая игрушка. А красоты так мало, чтобы полюбить и принять; красота — это ничто, она непрочна и недолговечна.
А если взять Энию… ее можно заставить себя любить, она еще ребенок… и тогда гложущие ее стыд и ревность утихнут. И будет хорошо.
Можно ведь не убивать ее, правда?
А если убить…
Глаза Аларии мгновенно высохли, словно налившее их раскаленное золото было горячо, на самом деле горячо, и адская злоба снова затопила ее разум, смывая нежные образы и радужные картинки, нарисованные мечтами.
Если убить ее, будет доволен Пробус.
И будет долгожданное пробуждение. А Дарт Вейдер… он будет страдать! Возможно, даже оттолкнет свою Еву. Да и она — сможет ли она с ним жить после того, как он не уберег их дочь?! Убить! Разрушить все, запятнать его чистенькое, уютненькое счастье кровью!
— Эния! Ты куда убежала?
Алария не помнила, как встала, выпрямившись во весь рост, и как ее руки отпустили малышку. Ее лицо, до того приветливо улыбающееся ребенку, исказилось так, что Эния напугалась и заревела, громко и обиженно, скорее от досады, что ее так подло обманула незнакомка, притворяясь хорошей.
— Какая удача… — прошептала Алария, и по губам ее скользнула адская усмешка.
В высокой траве, среди качающихся цветов, стояла сама императрица.
Ева смотрела на (соперницу?) Аларию, истерзанную, грязную, люто ухмыляющуюся, рядом с которой заливался плачем ее, Евы, ребенок, и светлые глаза императрицы были словно ледяные.
— Здравствуй, — приторным голоском протянула Алария, ступая вперед и нарочно отрезая Еве путь к ревущей девчонке.
Императрица, одетая, по обыкновению, в черное с серебром платье, стояла неподвижно, словно ферзь на шахматной доске. На ее щеках пунцовыми пятнами расцветал румянец, но и одного взгляда на ее замершее тело было достаточно, чтобы понять, почувствовать ее напряжение. Одно неправильное движение — и она кинется, выхватит дочь, закроет собой… Не так быстро, дорогая, не так быстро!