Железная коза
Шрифт:
Великий мудрец Айгер Шьюбаш в подобном случае рассказал бы такую притчу:
«Пошел один арабский шейх руки мыть. Попробовал холодной водой — не отмывается, попробовал горячей — сильно печет. Постоял, додумался: включил оба крана сразу. Помыл арабский шейх руки, надо бы вытереть. Попробовал о штаны — не то, попробовал о стену — еще хуже. Постоял, подумал, они сами и высохли.
Арабский шейх с чистыми руками выходит к столу, а там придворные уже все съели.»
Но Айгера Шьюбаша среди бравых козачушек не наблюдалось, и отважному
Далее легендарный комдив развернул одного из побратимов к себе спиной и отеческим пинком направил за заветный холм, где уже дожидалась сладкая Ознобушка, непостоянная, как зубная пломба и обнаженная, как провод.
Парень робко, как паучок к паучихе, подступил к нашей Ознобушке и застенчиво ковырнул большим пальцем ноги песок. Вдове солдатик очень глянулся. И она изобразила это впечатление мышцами лица.
— А я… А мы…. — волнуясь, выдохнул браток, — в честь вас стихи стали сочинять. Сплошь куртуазные. И между братвой перетерли, у кого лучше, тот будет первым.
— Э, ребята, так я до утра уши простужу, — хихикнула луноликая.
— Стихи куртуазные, но короткие, — успокоил гвардеец. — Одностишья а ля… запамятовал фамилию. Плодово-ягодная такая фамилия.
— Овсов?
— Нет, не Овсов. Впрочем, неважно. Важно, чтобы вы первого выбрали.
— О`кей, реки, парниша, свои ямбы.
Член армейской самодеятельности плюнул в ладошку, пригладил коротко стриженные непокорные вихры, отступил на шаг и продекламировал:
— Я вас люблю, так почему бы не..?
— Прекрасные стихи, — растаяла Озноба, вдова по менталитету.
Он вытянулся перед ней на песке и уложил ее рядом с собой. Ее руки робко атаковали ее тело.
— Какой ты сильный, — сказала княгиня совсем тихо.
Теперь они лежали на боку лицом друг против друга. Казак тихонько подтолкнул ее и перевернул на другой бок, затем придвинулся. Она слегка раздвинула ноги, чтобы освободить путь.
— Сейчас ты сделаешь мне больно.
— О! Конечно нет, — ответил донской мушкетер.
Он не делал ничего особенного, только ласкал пальцами ее груди, поднимаясь от эфесов к острым кончикам, и чувствовал, как вся она дрожит. Ее круглые и теплые ягодицы расположились вплотную к нему чуть выше его ляжек. И она часто дышала.
Бретер высвободил из-под нее левую руку и откинул ей волосы за правое ухо. Многие фехтовальщики не знают, что можно сделать с женщиной, целуя и покусывая ей ушко. Это замечательный выпад. Озноба извивалась, как мастер международного класса.
— Ах! Не делай со мной этого.
Но стоило атаке остановиться, как дама вцепилась мужчине в запястье и сжала с неожиданной силой.
— Сделай еще!
Шпагист приступил к делу более обстоятельно и почувствовал,
Едва касаясь, бретер пробегал по ее шее быстрыми поцелуями и видел, как натягивалась кожа, когда приближался к горлу. Затем, нежно-нежно, он взял свою «шпагу» и воткнул в нее — так легко, что не знал даже, почувствовала ли она это, пока не стал фехтовать. Защита, выпад, защита, выпад… Укол…
Следующий парень застенчиво шаркнул ногой.
— Давай, приятель, не робей, читай стихи бодро. Но только одностишье.
Мастер слова смахнул пот и, выпятив грудь, произнес:
— Вы разрешите снять при вас штаны?
— Прекрасные стихи, — одобрила не лишенная романтической жилки вдова.
Пара опустилась на песок.
Артиллерист овладел ею, на этот раз грубо. Но прекратил артподготовку раньше, чем она достигла пика удовольствия.
— Ты сведешь меня с ума… — прошептала она.
И она перевернулась на живот, зарывшись макушкой в песок и положив ладони на затылок. Наводчик поцеловал ее в поясницу, потом в ягодицы и затем приподнялся над ней на коленях.
— Раздвинь ноги, — сказал он.
Вдова ничего не ответила и мягко раздвинула ноги. Бомбардир скользнул рукой ей между ляжек и снова зарядил снаряд. Гибкая, как серна, она выгнула поясницу, и колени ее подогнулись. Вдова продолжала закрывать голову руками, упираясь локтями в песок. Она ничего не говорила, но заряжающий ощутил, как, сокращаясь от верха к низу, стал сжиматься ее живот и участилось дыхание.
Откат. Заряжай! Огонь!!!
После себя они оставили великолепную воронку. Артиллерист отряхнулся и растаял в ночи, а к семнадцатилетней невесте подступил третий жених.
— Стихи будешь читать? — томно поинтересовалась несравненная.
— Буду, — угрюмо ответил морячок и продекламировал:
— Не бойтесь, что я до сих пор в мундире.
— Отлично, ну просто отлично, — мурлыкнула красавица.
В этот момент ее сочные пухлые губы прилипли к его. Он слабо покусывал нежную и душистую плоть. Он был счастлив. Белая мутная радость переполняла гардемарина, туманно клубилась и пенилась. Ее шелковая кожа с неразличимыми волосками тянулась к его руке. Она помогла ему сама. И он начал торпедную атаку стоя.
Глаза вдовы были закрыты. Она вздрогнула, потом стала мало-помалу расслабляться. Будто погружающаяся подлодка. Флотский держал ее за ляжки, и руки его проходили под изгибами ее тела. Ему было хорошо.
Сброшенная глубинная бомба шарахнула.
Они безмолвно отстранились друг от друга и привели себя в порядок, хотя, по правде говоря, беспорядок был очень незначительный.
— Подглядывал? — игриво спросила очаровательная Козан-Остра у несмело топчущейся тени.
— Нет, — робко соврала тень. — Свой стих в уме повторял, боялся забыть.