Железная коза
Шрифт:
На правах верного слуги без стука вошел Пурилис. Князь Кощубей, мучаясь благосклонностью, сладко потянулся:
— А что, Пурилис, портной не спрашивал, зачем князю новый фрак?
— Портной спрашивал, когда князь расплатится за предыдущий, и назвал ваше величество священным павианом. — Латинянин рывком раздвинул миленькие розовенькие шторы с рюшечками, впуская солнышко.
Настроение слегка испортилось, но венценосец продолжил:
— А что, Пурилис, любишь стихи?
— Какие такие стихи?
— Разные стихи. О потерянном паспорте или о чудных мгновеньях весны, или вот, например, один мой знакомый сочинил:
Умом— Вы меня дурите, господин хороший, это вы, наверное, сами сочинили. — Латинянин полил фикус и отставил лейку. Он очень любил домашние растения. Только не кактусы. Его б воля, все кактусы приказал бы съесть их выращивателям. — А кстати, добрая песенка может произрасти. — Музыкант ловко из-за спины выхватил боевую гитару:
В России можно только воровать, И никому ни в чем не верить!Так было угроблено ласковое очарование доброго утра. Кощубей, правда, попытался вернуть настроение изобретением корабля без весел и парусов. Двигаться судно будет с божьей помощью посредством веревки, к коей будут прикреплены морским узлом несколько бредущих по берегу мужиков из ссыльных. Но куда там? Что упало, то пропало. Да клюнет в темя этого горлодера вещая птица, посланник Велеса Гамаюн, которая знает все о настоящем, прошлом и будущем.
— А где ты вчера шлялся? — прервал приторнозвучные трели колдун. — Чтоб ты обменялся номерами телефонов с первой красавицей Мутотеньска-Берендейского, но она вместо своего дала номер пожарной команды.
— Интерьер модернизировал, — коротко ответил латинянин и тут же сменил тему. — Не пора ли завтракать? А то вас ждут почетным гостем на пионерском слете скаутовской дружины имени Павлика Отморозова. А еще сегодня в честь коронации верховный волхв бал дает.
Мы любим, когда наш голос нам подчиняется хотя бы в базовых интонациях, но для Кощубея это был не тот случай. Точнее, это был расклад, когда из знакомых интонаций Кощубею удались бы только панические ноты. Действительно, интерьер изменился. О интерьерном прошлом напоминала только кровать. Стены отныне были аккуратно обклеены полосатыми обоями, там и сям скрашенными кислотно-синими кляксами васильков. На резной лакированной полочке в очереди, словно у консульства США, замерли слоники. Угол оживился клеткой с лимонной дурой-канарейкой. Как метко определил латинянин-визажист: сразу стало гораздо уютней.
А переменил тему господин оформитель, чтобы их величество не допытался, куда прежний антиквариат испарился. (Откроем тайну: Пурилису понравился эксперимент с козочкой.)
Возмужавшего секретаря можно теперь было определить как цинника. Все попадающиеся на жизненном пути товары (домашних животных, антикварные столы и стулья, женщин…) Пурилис оценивал критически, ругал, находил массу изъянов, но, выговорившись, прилагал не меньше усилий для приобретения.
Паника Кощубея расстаяла столь же скоропостижно, как и нахлынула, князь нашел утешение в смирении. Они кулуарно позавтракали.
С пищей у князя сложились антагонистические отношения. Где-то прослышав,
Осталась самая безвредная для желудка отрасль кулинарии — фармакология.
ИЗ ДОКУМЕНТОВ. Рецепт княжеской кухни
Пудинг целебный «Бодрость»
В протертые 1666 таблеток триоксазина добавить две ампулы 1 %-го раствора гидрохлорида морфина, растертые с 2 столовыми ложками порошкового промедола. Добавить 10-милилитровую ампулу фентанила, ложку салицилата натрия, упаковку цититона и 5 таблеток либексина, промытых в дуршлаге. Все хорошо перемешать. Затем добавить взбитый в густую пену лофенал (1 упаковка) и снова перемешать. Выложить в форму или на противень, смазанный мазью Вишневского, и посыпать мелко дробленным тетрациклином. Поверхность разровнять, смазать перекисью водорода, смешанной с 1 %-водным раствором сиунсулина. Запекать в духовке 25–30 минут. Готовый разрезать на порции и оставить в форме на 10–15 минут.
Кулинарная пытка кончилась, как предварительное следствие, и глава государства приступил к обряду одевания. Став коронованной особой, Кощубей решил сменить слегка авантажный имидж коверного рыжего. Теперь на выбеленном лице он не раскрашивал улыбку до ушей, не надевал на нос красную пробку, а лишь подтушевывал ресницы. Рыжий парик был сослан в провинцию пузатого комода, клетчато-полосатый костюмчик обернулся упакованным кружевами камзолом блеклых пастельных тонов с длинными телепающимися рукавами. Зеркало констатировало, что разбитной колорадский жук превратился в солидную моль.
— И куда мы направим наши богоподобные стопы? — вертясь у зеркала и так, и сяк, спросил князь Кощубей, возбужденный, как перед грандиозной пьянкой.
Пурилису подумалось, что за такое зеркало легко отвалят пятьсот монет, да не поможет Навь пробраться налоговому инспектору сквозь лабиринт декларации о доходах, написанной на латыни.
— Сир, если мне будет позволено высказать свое мнение. Вместо бесшабашной кепки из демократического прошлого вам подойдет серьезный высокий колпак с бубоном, острый, как клюв давеча помянутой вами птицы Сирин. Мне как раз такой друзья прислали из далекой страны Чукотчины. — Колпак объявился в руках латинянина. У каждого свое колдовство. — Не скажу, чтобы он обошелся мне дорого. Но ведь мы не настолько бедны, чтобы дарить дорогие вещи.
— Кстати, Пурилис, — задумчиво уставился на свое отражение переселенец с Берега Слоновой Кости. — А ведь мне придворный советник-латинянин ни к чему, я сам в любой науке сто очков вперед дам, а вот без секретарши — никак. Гениальные мысли документировать следует для устрашения врагов, для блага потомков и для мемуаров, которые самому писать не солидно. Будешь секретаршей?
— Вообще-то, если предоставите отпуск летом, я бы согласился стать директором государственной нефтяной компании или председателем Центробанка.