Железная коза
Шрифт:
Суровая, как взгляды товарищей, в этом году выдалась на Праславянщине весна. И даже захандривший было князь Кощубей не смог ей противиться. Сидел он в палатах царских, предавался ядреной, как корейская морковка, тоске. Тоска — это состояние, по иностранному именуемое сплином, а по нашему хандрой, когда становится очень грустно, потому что ни чего не радует, все вызывает лишь тоску.
И внезапно БАЦ! Весна — это не шутка. Колдун стал бодрым, как обжегшийся таракан.
Окна настежь! Больше свежего воздуха!
Даже извинился перед теми, кого ночью под видом малярйного комара искусал.
Велел
Причесался, если это можно так назвать. Испросил в краткой молитве у Дажбога пышные кудри, и пожурил бога, что тот затягивает с выполнением предыдущих заказов. И скорей к зеркальцу:
— Свет мой, зеркальце, скажи, именем отца отцов и матери матерей Сырой Земли, да всю правду доложи… — слово — не воробей, из-под него не течет, и не капает, а разит…
Ну зеркальце и обиделось на эти пафосные «свет мой»! Обозвало старика и «столь благородным синьором, что боги обязаны ходить по пятам и записывать на скрижалях любое, да, любое, вылетевшее междометие» и «главным идеологом новой военной доктрины» и другими обидными словами.
Маг осознал, перешел на деловой, конструктивный тон. Назвал зеркальце «пустым фуфырем из-под лосьена „Огуречный“», «засорившейся канализацией» и «грибом, выросшим на ногте». В своем ответе волшебное зеркальце продемонстрировало несомненную литературную эрудицию. Князь Кощубей был окрещен «ходячим кладбищем бифштексов», «несъедобным хвостом змеи» и «лошариком».
В знак примирения чародей признал в волшебном предмете склонности к двуличию и копанию в предметах потребления химчистками. Этот диалог живо напомнил бы залетному искусствоведу картину Паоло Веронезе «Грачи прилетели».
Далее они поговорили по душам, и из этой неторопливой и обстоятельной как банкет беседы князь Кощубей неожиданно для себя выяснил, что его регулярно возникающие на личном фронте, проблемы являются не просто так. Причина в нем самом. Оказывается, все эти годы, с самого беззастенчивого детства он любил только себя. Себя самого, себя одного. Ах, как весна некстати.
А в украденной из бара пепельнице «хольстен» ни осталось даже ни одного окурка.
И тут зеркальце выдало четко выверенный бесплатный как воздух совет:
— Ой, ты, гой еси, мерзкий молодец, какие проблемы? Али не колдун? Сотвори девушку с внешностью вроде той, которая во мне нынче отражается. Думаю, лось бумажный, ребро твое послужит неслабым стройматериалом.
Открытие шарахнуло Кощубея первым майским громом из-за сарая. Ярило мой! Чуть не угробил жизнь в погоне за студеными ласками надменных светских красавиц, а настоящая любовь — вот она — рядом! Тихая, безропотная, незаменимая. Среди прочих подруг неприметна она. Я гляжу ей вслед, ничего в ней нет, а я все гляжу, глаз не отвожу. Как же можно-то было свое счастье проглядеть?
И тогда кудесник, применив тайны малазийской медицины, извлек как вошь на свет белый свое свеженькое левое ребрышко и преувеличено бедро произнес полагающиеся по случаю слова.
О, чудо! Ребрышко превратилось в юную прелестную негритяночку. Чтобы представить ее внешность, достаточно кого-нибудь уговорить сунуть два пальца в розетку. Далее — колокольчик ситцевого платьица чуть выше каштанчиков коленок,
А за распахнутым окном хозяйничала весна. Таяло мороженое, мухи роились над банановой кожурой. В Немецкой слободе горячие бедуины зазывали покататься на верблюдах иноверок. В банях подавали свежее пиво и несвежие простыни. Лирические поэты, не в силах перенести эмоциональный накал, преимущественно вешались, хотя находились оригиналы, записывающиеся в иностранный легион.
— Гм-гм — привлек кашлем внимание очаровтельного создания князь, — Вы не могли бы мне объяснить, как пройти к Эрмитажу. А то я, знаете ли, очень люблю живопись, словно фальшивоманетчик. Мой любимый художник Поленов. А вам он нравится?
Девушка повернула милое личико на звук, в воздухе неведомо откуда возник аромат ландышей. Словно некто выносил с парфюмерного завода продукцию в грелке, а его уличили.
— Ах! Здесь мужчина! — негритяночка закатила глазки, прижала локотки к талии и брыкнулась в обморок с деревянным стком. Фикус в кадке затрясся, словно от смеха.
— Что теперь делать? — растерянно обернулся негритянский колдун к зеркальцу?
— Скажи слово «дрянь» — прошипело волшебное зеркальце.
— Ну, ты, дрянь, вставай, — прикрикнул склонившийся князь Кощубей на любимую и хлопнул по нежной щечке.
Девушка открыла глазки. Ах, что это были за глазки! Ах, что за выражение имели эти глазки! Наивность, свежее восхищение окружающим миром, веру в порядочность людей, и все равно красивые.
— Милая барышня, не знаю как ваше имя, не хотите ли глоток вина? — робко промямлил маг, пялясь на коленки и от стеснения ковыряя в полу мышиную норку. Князю Кощубею увиделась такая картина: он в серебрянных доспехах, на коне, копье наперевес. Она в темнице. Между ними огнедышащий дракон. Тогда рыцарь делает вид, что принцесса его нисколечки не интересует и отправляется в придорожный трактир. Дракон ждет — ждет рыцаря и засыпает. А Кощубей тут как тут. Шарах дракона меж лопаток. Принцесса свободна. Да окажется районный налоговый инспектор ее двоюродным братцем.
— Ой, только не вина. Маменька учила, что порядочным девушкам вино пить нельзя. От этого они становятся глупыми и делают глупости с мужчинами. У вас нет крюшона? — Девушке представилось: вот она с этим прекрасным господином гуляет по полю, цветочки собирает. Вдруг налетел дракон, посмотрел на нее, помотрел на него, и съел его, потому что он больше. И сытый ее не тронул.
Желая произвести впечатление, колдун прищелкнул пальцами, словно спившийся дворянин, и в руке у него запенился граненый стакан с фантой. Именно фанта лучше всего соответствовала моменту, что бы ни болтали поклонники цейлонского чая «Три слона». Кола — она символ жаркой страсти, роковых чувств, кровавых выяснени отношений. Квас — это напиток для расчетливых. Спрайт — слишком приторен. А фанта, со своим неповторимым блекло-желчным цветом, с отчетливо различимыми стремящимися вверх пузырьками, с еле различимым привкусом горького миндаля обязана была выразить робкие возвышенные чувства похотливого колдуна.