Железная Маска
Шрифт:
Спустя час граф де Марли в сопровождении господина де Сен-Мара остановился перед дверью камеры.
— Господин губернатор, — заговорил посетитель, — помните: никто, включая и вас, не должен находиться на расстоянии, достаточном, чтобы слышать мой разговор с этим человеком. Поэтому я приказываю вам уйти отсюда на то время, пока я не позову вас. И помните, господин де Сен-Мар, как опасно не повиноваться мне.
Сен-Мар поклонился. Он вздрогнул при мысли о том, как заключенный встретит визитера, и подумал, что следовало бы, пожалуй,
Граф вошел и почти сразу же лицом к лицу столкнулся со своим ненавистным соперником.
Его охватило сильнейшее волнение. В присутствии того, чье лицо, покрытое железом, выглядело скорее угрожающим, чем страшным, он осознал подлость, совершенную им.
— Добрый день, господин граф, — приблизившись, приветствовал его монсеньер Людовик. — Милосердное деяние навещать заключенных.
— Политика — жестокое занятие… — ответил визитер. — Но поговорим о тебе, о твоей судьбе и о том, как сделать ее более… сносной.
— Ах! Ты так говоришь, словно жалеешь меня. Верно? Я благодарен тебе, господин граф, хотя это чувство является запоздалым. Разве неверко, как ужасно должен страдать изгнанник, изолированный от себе подобных, чье проклятое лицо должно скрываться за железной маской?
— Пожалуйста, успокойся.
— Успокоиться, говоришь? Ты пришел, чтобы выслушать меня, сударь, так слушай… Если я не могу показать тебе свои черты лица, то хотя бы посмотри состояние моей души, полной горечи и злобы, год за годом накапливавшихся во мне.
— Если ты не замолчишь, я стукну в дверь.
— Не стукнешь. Если ты это сделаешь, то клянусь честью дворянина, один из нас не выйдет отсюда живым.
Одновременно с этими словами монсеньер Людовик встал между графом и выходом из камеры.
— Ты боишься моего лица, — продолжал узник. — Мое лицо преследует тебя в кошмарных снах и доказательством этого является то, что ты захотел сам удостовериться, существует ли еще, несмотря на мои страдания, наше необыкновенное сходство. Вот почему ты здесь и совсем не для того, чтобы облегчить мои невзгоды. Когда сочувствие проявляется очень поздно, оно не вызывает доверия. Страх, а не чувство гуманности — вот что привело тебя.
— Чего же ты требуешь?
— И ты еще спрашиваешь? Я хочу потребовать от тебя отчета за подлость, преследования и убийства. Жизни тех, кто любили меня, были принесены в жертву твоей ненависти. Они взывают о мщении. Ах, господин граф де Марли, титул короля Франции сделался очень тягостным, если ты не осмеливаешься воспользоваться им в моем присутствии! Ты поступил неосторожно, явившись к человеку, которого ты считал бессильным и отчаявшимся… Теми же самыми руками, обезоружившими тебя несколько лет назад, я задушу тебя, как зверя, господин фальшивый король Франции.
Раскинув руки и растопырив пальцы, монсеньер Людовик был готов броситься на своего соперника, который
— ТЫ прав, проклятый! Одного из нас должна поглотить земля. Подходи, я проткну твое сердце этим кинжалом.
И Людовик XIV, слепой от гнева и бешенства, выхватил из-за пояса длинный и острый стилет и взмахнул им над головой.
— Трус! — крикнул монсеньер Людовик. — Ты считаешь себя достаточно сильным, потому что имеешь оружие. Но ты забыл, что я произошел от бога и от матери!
Монсеньер Людовик бросился на короля. Одной рукой он схватил его за горло, а другой — за запястье руки, в которой тот держал стилет.
И между ними завязалась схватка не на жизнь, а на смерть. Вцепившись друг в друга, задыхаясь и не издав ни звука, они повалились на ковер. Людовик XIV, полузадушенный, бешенно отбивался. Он сделал неимоверное усилие, монсеньер Людовик ослабил хватку и оказался под своим противником.
Под железной маской ему не хватало воздуха. Кроме того, несчастный пленник, ослабевший в заключении, не мог долго сопротивляться такому мужчине, как Людовик XIV, который с малолетства занимался упражнениями и благодаря этому находился в отличной физической форме.
Побежденный монсеньер Людовик оказался во власти своего неумолимого противника. А тот, опершись коленом ему на грудь, медлил. Наконец Людовик XIV издевательски расхохотался, поднял кинжал и крикнул:
— Требуй теперь своего права у бога и у матери. Давай, проклятый, молись! Это последняя милость, сейчас я тебя убью.
— Вы очень торопитесь, сударь, — раздался чей-то голос. — Тысяча чертей! Дайте людям отдышаться, прежде чем вы испустите последний вздох.
И в тот же миг сильные руки протянулись к Людовику XIV, отобрали кинжал и, несмотря на сопротивление, повалили на пол.
С того самого момента, когда Фариболь, подвешенный под потолком вместе с Онэсимом, наблюдал сцену, в которой Сен-Мар и Мистуфлет с телом Сюзанны покинули подземелье, прошло несколько часов. Напрасно они ожидали возвращения своего товарища. Фариболь забеспокоился. Он спустился в зал воронок и очень взволнованный уселся в углу.
Онэсим молча стоял перед ним. Наконец Фариболь стукнул кулаком по колену и воскликнул:
— Тысяча молний! Мистуфлет не вернется. Боюсь, мы попали в мышеловку.
— Как, маэстро! Вы предполагаете…?
— Что наш проект раскрыт. Что муки мадемуазель де Ереван были не более чем прелюдией к смерти в первую очередь де ла Барре, а в дальнейшем мадемуазель Ивонны и Мистуфлета.
— Дай бог им уцелеть!
— Я думаю, мы тоже разоблачены.
— Проклятие!
— Онэсим, я понимаю твой гнев и оправдываю его. Но если, тысяча чертей, если они убили нашего друга Мистуфлета, то клянусь его тенью…
— Я здесь, патрон, — откуда-то из-под земли послышался голос.