Железнодорожница 2
Шрифт:
— Для жизни? Так что, Валентина Николаевна решила там остаться, с матерью? — мне все хотелось выведать, какие у деда на нее планы.
— Н-нет, мы потом поговорим на эту тему, я тебе все расскажу, — ответил дед.
— Мама, а ты говорила, мы поедем в гости к дяде Диме? — напомнила Ритка.
— Ох, понравилось по гостям ездить, да? — я хитро посмотрела на девчонку.
— Конечно, понравилось, — подхватил дед, — хорошо ведь принимают везде.
— А вот завтра и поедем к дяде Диме, часам к пяти вечера.
— Ура! — расплылась
Мы уже вошли внутрь театра. Не сказать, чтобы там было шикарно и торжественно, но атмосфера театра чувствовалась.
— Мама, деда, смотрите! — тихонько сказала вдруг Ритка.
Да что там такое? Неужели опять какие-нибудь Пашины?
Я проследила за взглядом девочки и увидела маму того самого нашего соседа по купе в поезде. Надо же, я видела ее всего раз в жизни, а узнала. Интересные свойства у человеческой памяти. Вроде и забыл давно, а увидел и сразу вспомнил. Женщина была в том же самом цветастом трикатиновом платье. С поджатыми губами она проверяла билеты на входе в зал.
Конечно же, мне, взрослому человеку, совершенно неинтересно было смотреть детский спектакль. И деду, по всей видимости, тоже. Через полчаса после начала он засобирался на улицу покурить. Я увязалась за ним.
Знакомая нам мамаша стояла у телефонного аппарата возле гардеробной и шипела в трубку:
— Ты домой не собираешься? Не надоело еще по общажкам мотаться?.. А при чем здесь эта, как там ее? Я тебя спрашиваю, когда ты вернешься домой и станешь жить, как человек? Ну и что, что тебя ее родичи так хорошо принимали, что с того? Еще бы, увидели москвича, вот и принимали! А я тебе сразу сказала…
Мы вышли на улицу и встали возле массивной бетонной урны.
— Ее с одной стороны можно понять, — я постаралась стоять так, чтобы противный табачный дым не шел в мою сторону, — сколько таких историй, когда невестку люди прописывают, а она потом с сыном разводится и начинает квартиру делить. Но, с другой стороны, зачем звонить и мотать нервы? Ну, устроились люди в общаге, и пусть себе живут.
— Ой, ты бы видела, как меня приняла мама Валентины Николаевны, — соглашаясь, сказал дед, — как родного! Она так рада, что ее дочь нашла себе человека, и не одна на старости лет останется. Нормальные родители радуются за своих детей, а тут ерунда какая-то. Сама их в общагу вынудила убраться, а теперь звонит.
Двери театра открылись, и на улицу вышла эта тетка в цветастом платье. Зыркнула на нас со злобой и тоже встала возле урны, достав мятую пачку «Родопи» и коробок спичек.
Целых два паровоза возле меня.
— А Валентина Николаевна приехала в Москву или пока у матери осталась? — спросила я.
— Осталась у матери, — ответил дед, — у сестры не очень удобно. В двухкомнатной, считай, две семьи живут. Сама сестра, ее муж, взрослая дочь со своим мужем и их ребенок. Валентине уже неудобно их стеснять, так что она пока у матери поживет, потом через Москву вернется в наш город. Хочет поближе к дочери, да и вообще.
Дед
После театра мы прогулялись по Тверской и поехали к тете Рите.
В зале надрывался телефон. Я мигом скинула туфли и бросилась к аппарату.
— Альбина, ты? — услышала я в трубке треск и голос Пашиной. — Ты что трубку не берешь, я уже полчаса звоню? Тут такие очереди к автоматам, я еле как пробилась!
— Да мы только зашли, в театре были…
— В каком театре? Я ненадолго к автомату вырвалась, чтобы тебе позвонить! Тебе вчера передавали, что я звонила?
На линии то и дело происходили помехи — шипение, треск, — приходилось по несколько раз переспрашивать.
— А ты где? Не дома, что ли? — я невольно тоже повысила голос.
— Да мне ли дома сидеть! — возмутилась Валюша. — Ты же знаешь мою ситуацию! Третьи сутки в аэропорту торчу, и ночую здесь. Пытаюсь билет достать на ближайшее время.
— Ну и как успехи? Есть подходящие билеты?
— Есть, как же, на октябрь есть! А мне надо мой поменять с конца августа на ближайшие дни. А билетов нет! Женщина, ну вы не видите, я разговариваю? — заорала она на кого-то. — Да тут поговорить не дадут, за мной очередь.
— Подожди, так ты говоришь, билетов нет? А зачем ты там тогда трое суток околачиваешься?
— Да я не околачиваюсь, а пытаюсь выстоять свободный билет! Мало ли, вдруг кто-то сдаст или опоздает на рейс. И я тут не одна такая бедолага, нас тут знаешь сколько? Вон, у меня номерок на руке, я уже тридцатая в очереди.
— И как, получается? Очередь двигается?
— Да двигается, но очень медленно. За трое суток только одному повезло улететь. А я тут замучилась стоять. Ни помыться, ни поесть по-человечески, ни причесаться, ничего! В туалет бегаю умыться и бегом назад. Представляешь, трое суток в аэропорту проторчать?
— Да, дела…
— Я что звоню?.. Женщина, ну подождите, мне же договорить надо! — опять крикнула она кому-то. — Я звоню спросить, а как у тебя дела? Ты узнавала насчет билета на поезд?
Я чуть не расхохоталась. Как у меня дела? По ее мнению, у меня только и дел, как бегать доставать для нее билет!
— Валя, я вчера ездила в Московское управление, — горячо заверила я Пашину, — мне сказали, что пока на ближайшее время нет. Но, как только билет появится, они мне сразу же сообщат. Я им свой номер оставила.
— Ага, номер оставила, а сама по театрам шастаешь! — с досадой выпалила она. — А ты на какие числа спрашивала?
— Как на какие, на ближайшие!
— Да мне хоть на какие только возможно! Мне даже подойдет на десятое августа — это самый крайний срок! Ты спрашивала про десятое августа?
— Нет, — растерялась я, — я думала, тебе надо буквально в ближайшие дни.
— Ну так съезди еще раз, скажи, даже на десятое подойдет!
— Хорошо.
— Через сколько мне тебе позвонить? Ты когда поедешь?