Железнодорожница 2
Шрифт:
Проводив гостей около десяти вечера, мы помогли тете Рите убраться, потом помылись по очереди, переоделись в домашние халаты.
— Кому же он не нравится? — ответила я.
Сейчас начнется обсуждение поэта. Ритка ведь обожает разобрать по полочкам все прочитанное и услышанное. А еще она влюбляется в героев книг, и готова обсуждать их часами.
— А ты знала про эту Галину Бениславскую? Ну, про которую у памятника рассказывали. Интересно, как она выглядела, какой вообще была.
— Ну так, мельком слышала, — литература и музыка — не мой
— Надо же, как она его любила, оказывается, — восхищенно говорила Ритка, — даже застрелилась на могиле. Представляешь, не смогла жить без любимого!
— А ты думаешь, это правильно?
— Ну, а как еще? — с жаром сказала Ритка. — Любовь потому и любовь, что она граничит с безумием, с жертвами. Вот как я папу люблю! Я же все готова отдать ради него, даже собственную жизнь. Знаешь, если бы в него стреляли, я бы подбежала и заслонила собственным телом.
Боже! Опять ее понесло!
— А помнишь, я тебе говорила, что человека надо уметь отпускать? Пойми, наконец, человек — не игрушка! И, если он тебя не любит, поверь, ему не нужна твоя любовь. Ну, ни капельки не нужна! Все, чего ты добьешься — еще больше оттолкнешь и будешь смешно выглядеть в глазах окружающих. Ты сама как думаешь, папа тебя любит?
— Не знаю, — задумчиво подала плечами девчонка, — я стараюсь для него. Как только придет, сразу бегу за чистым полотенцем, чтобы он умылся. Потом накрываю табуретку газеткой и ставлю тарелки с едой и кружку с чаем. Никогда не спрашиваю, будет он есть или нет. А то вдруг он постесняется и останется голодным. Если на улице жарко, хватаю бидон и бегу за квасом.
Да, Вадим почему-то любит есть с табуретки. Если я устраиваюсь на кухне за маленьким столиком, то ему надо табуретку к дивану приставить.
— А любит он меня или нет, мне все равно, — продолжала трещать Ритка, — мне главное, чтобы ему было хорошо. Это ведь и есть любовь. А когда тебе важно, любит ли человек в ответ — так это не любовь получается, а выгода. У меня есть подружки, которые говорят, что любят своих пап. И тут же хвастаются: а знаешь, какие подарки мне папа приносит, а знаешь, какой он важный человек на работе. Но это ведь тоже не любовь. Если ты любишь за что-то — это не любовь. Попробуй-ка любить папу, если он алкоголик и ничего тебе не приносит.
Я решила воспользоваться ее болтовней и выведать наконец, о каком таком случае она обмолвилась в поезде.
— Рита, а что за случай, после которого ты стала за папу сильно переживать?
— А ты сама не помнишь?
— Да я много всяких случаев помню. Просто не пойму, про какой именно ты толкуешь?
— Ну, помнишь, когда его перевели из шоферов в ремонтную бригаду?
— А, это за пьянку понизили? — догадалась я.
— Ну, да, и папе пришлось целыми днями валяться под машинами вместо того, чтобы ездить. Да и зарплата стала меньше.
— Конечно, помню, — уверенно кивнула я, — он очень переживал из-за этого.
Ритка внимательно посмотрела на меня.
— Тогда почему ты не помнишь,
Я не смогла удержаться от вскрика. Услышанное не похоже было даже на удар кнутом. Это было ощущение, будто вдруг бетонная плита надвинулась. Или вот эта бетонная стена поехала в мою сторону. У меня затряслись руки и ноги.
— Дело в том, что я постаралась забыть тот кошмар, — невнятно проблеяла я, закрывая лицо руками. Бедный мой ребенок! Как теперь избавить ее от страшных воспоминаний? Скорее всего, никак уже не удастся. У нее теперь на всю жизнь психика нарушена.
— Хорошо тебе. А я вот все помню, — негромко продолжала Ритка, — мы тогда жили в бараке на Русской. Пришли домой, а там записка от папы, мол, не ждите, я решил уйти в небытие.
Я стиснула зубы. Интересно, что же Вадиму помешало?
— А потом папа вернулся, — догадалась я и подняла глаза на девочку.
— Да, но только через час, когда мы уже были на грани отчаяния. Он вернулся и сказал, что ходил в лес, привязал веревку на дереве. А когда начал вешаться, веревка оборвалась.
У меня не было слов. И не было никаких мыслей, как помочь Ритке с этим справиться. Даже весь мой богатый опыт работы в образовании не давал ответа.
Зато я теперь точно знала — я больше никогда никакой вины перед Вадимом не почувствую.
Как можно было не подумать о ребенке? Как можно было оставить эту записку? Впрочем, записка нужна в таких случаях. Но можно было ее оставить так, чтобы ребенок не видел. Стоп, а почему я виню одного Вадима? Я же понятия не имею, как себя вела в тот момент Альбина. Может, это она и дала Ритке прочитать записку. Не потому, что хотела ей зла, а потому что сама была в отчаянии.
— Хомочка, моя маленькая, — Ритка с умилением повернулась к своей любимице и наблюдала, как пушистый грызун царапается своими маленькими лапками по стенкам банки.
Я с грустью посмотрела на девчонку и сказала:
— Давай уже спать ложиться. Вы же с дедушкой завтра едете в Тульскую область?
— Да, — в глазах ее промелькнуло радостное предвкушение очередной веселой поездки, — с дедушкой и Валентиной Николаевной. А почему ты с нами не едешь? Потому что Падшиным надо помочь обои доклеить?
— Не только поэтому, — я решила слегка приоткрыть завесу тайны. В конце концов, Ритку надо начинать готовить к переменам в моей личной жизни.
— Есть еще важные дела?
— Да, Рита. Мне надо помочь дяде Диме подготовиться к приему гостей. Ну, убраться там, блюда приготовить, стол накрыть.
— Ой, дядя Дима! — девочка чуть в ладоши не захлопала. — Обожаю его! А это ведь мы пойдем к нему в гости? Да, мы?
— Да, — я распахнула объятия, и Ритка с счастливым писком кинулась мне на шею.
— А я все думала, когда же мы с дядей Димой увидимся, — повторяла она, — он ведь тоже в Москве. Он такой хороший, такой добрый!
— Ну вот, как приедете из Тульской области, так мы и пойдем к нему в гости. А потом все вместе погуляем где-нибудь в парке.