Железнодорожница 2
Шрифт:
— Ну, там попроще.
— Таких подружек больше нигде нет?
— Нет.
— А начальство не пытается как-то с Ленами бороться?
— Да как с ними бороться? — удивилась Наталья Петровна. — Работа выполнена, комар носа не подточит. За двадцать лет ни одного нарекания. Что ты им сделаешь?
— Да элементарно, отсадить одну из Лен в другой кабинет, и все.
— Ага, и главбух потом в позу встанет. Кому такое сдалось?
Надо же, настоящая кабинетная мафия! И начальство, скорее всего, в
Наталья Петровна остановилась возле большой деревянной двери и принялась копошиться в замке.
— Постоянно заедает, — пожаловалась она.
— Давайте я попробую.
— Всё, получилось.
Дверь со скрипом открылась, и мы оказались в полуподвальном помещении невероятных размеров и с высокими потолками. Пахнуло пылью и затхлостью с нотками плесени.
Оглядев серый от старости потолок со свисающей кое-где паутиной, я поймала себя на странной мысли. Сначала мне хотелось крикнуть что-то вроде «Дима, забери меня отсюда!». Но куда он меня заберет — в Афганистан медсестрой? Так я ведь даже повязки накладывать не умею.
И следующая мысль была о том, что именно эти стены в нашем Управлении мне помогут. Чем и как, я пока не знала. Но близость разгадки опьяняла и вдохновляла.
Я прошлась по помещению, внимательно рассматривая антураж. Вдоль стен стояли старинные письменные столы, заваленные кипами бумаг. Шкафы со стеклянными дверцами, завешенными изнутри грязными шторками — чьи времена они помнили? Должно быть, самого Сталина.
Посередине располагались книжные стеллажи высотой чуть ли не до потолка. На полках — ни одного разделителя. Только на торцах стеллажей надписи в виде приклеенных обрывков бумаги — «РД», «Нормативные акты», «Положения», «Законы», «Инструкции».
— А кто всем этим заведует? — полюбопытствовала я.
— Никто, — Наталья Петровна кинула связку ключей на один из пыльных столов и подошла к стеллажу с надписью «РД».
— По идее, это должно быть одним из отделов библиотеки, — высказала я свое предположение.
— Да какой библиотеки? У нас библиотека — это малюсенькая комнатка с двумя стеллажами. Раиса Федоровна там сидит, вечно в шаль кутается. Она старенькая уже. Ой, не могу разобрать номер, — Наталья Петровна подслеповато щурилась на записи в листочке.
— Давайте я посмотрю, — я взяла у нее листочек и вгляделась. Освещение здесь было не ахти, все же полуподвальный этаж. Лишь до середины окна давали свет, и те замызганные, сто лет не мытые.
— На конце какие цифры?
— Вроде пятнадцать ноль шесть.
— Значит, надо на шестой полке смотреть, — Наталья Петровна с трудом подтащила к стеллажу огромную тяжелую деревянную лестницу.
— А откуда вы
— Да мы обычно по последней цифре ставим.
Только теперь я заметила, что на каждой полке фломастером была написана цифра.
— Так это же бардак! — фыркнула я. — Разве так можно важные документы хранить?
— Да мы привыкли уже, и к тому же не так часто они нужны.
Я скинула туфли и полезла по ступенькам лестницы к шестой полке. Перебрала все книги, что там стояли.
— Наталья Петровна, с таким номером РД нет.
— Вот же, — чертыхнулась она, — небось, уже забрал кто-то! Слезай!
Я спустилась вниз, протерла ноги от грязи и опять влезла в свои туфли.
Наталья Петровна сдула пыль с огромного журнала, пролистнула желтые ободранные страницы.
— Да нет, никто не брал. Посмотри тоже на всякий случай.
— Нет, таких записей нет, — сказала я, внимательно просмотрев несколько последних страниц. — И что теперь делать?
— Да ничего, — пожала плечами Наталья Петровна, — пусть Четвергова сама решает, у нее же ума палата. А наше дело маленькое — доложить, что есть, а чего не нашлось. Ладно, давай другие документы искать. Тут вон целый список.
Наталья Петровна с кряхтением подтаскивала тяжелые лестницы, а я старательно лазила по полкам. Что не нашли, из списка безжалостно вычеркивали.
— Слушайте, а почему такое отношение к этой Лильке? — поинтересовалась я.
— Да черт их разберет. Они ее как бы удочерили — учат всему, от начальства защищают. И одновременно эксплуатируют — туда сбегай, то принеси, — как девочку на побегушках. Сама удивляюсь, насколько у нее терпения хватит.
— А Анриетта — она всегда такая крикливая?
— О, Анька — она скандальная, с ней лучше не связываться. Чуть что — орет, как потерпевшая. И без повода тоже орет — почти каждое утро. Разрядка у нее такая. Придет злая после давки в автобусе и начинает свой пар выпускать. А вообще она по натуре добрая, — уверяла меня Наталья Петровна, — проорется и работает потом хорошо, и весь день тихо. Главное, близко к сердцу не принимать, и всё.
М-да.
— Знаете, — сказала я, — если она посмеет на меня заорать, хоть с причиной, хоть без, я ей по башке настучу.
— И чего добьешься? Тебя же возьмут под белые ручки и в милицию отправят.
— Но терпеть такое…
— Да ты пойми, что человека не исправить. Анька — просто несчастная баба. Пошла работать в море, хотела мужа-капитана себе найти. А там закрутила и с капитаном, и с матросом каким-то.
— В смысле? Зачем?
— Ну, с капитаном по расчету, а с матросом по любви.
— Да она же просто дура набитая. И это исключительно ее проблемы. Почему кто-то должен это ходячее недоразумение жалеть, понимать?