Железнодорожница 2
Шрифт:
— Да все нормально, что вы заладили, — дед сел на свое место, — ешьте давайте.
По его взгляду я поняла, как он рад, что мы все у него есть. И даже собираемся иногда за большим столом.
— Как Нинка? — спросила я у Володьки.
— Да как, плохо, — пожал он плечами, — недавно опять в больницу увезли. Врач же говорил, если хуже станет, вызывайте «скорую». Ну, вот мы с тещей и вызвали.
— Так теща к вам перебралась?
— Да, с нами теперь живет. А по-другому не получалось никак. Альбина, я уже говорил, пока тебя не было. И
Я взглянула на Володькиных дочек. Обе выглядели не по-детски серьезными. Ну еще бы. Хоть и маленькие совсем, а все понимают.
Неожиданно раздался звонок в дверь. Ритка сорвалась со своего стула и побежала открывать. Из прихожей донеслись восторженные голоса, и вскоре в зал вошли Маша с Юрочкой. Началась оживленная кутерьма, приветствия, разговоры.
— Так, Маша, Юра, — сказал дед, — мойте руки и тоже садитесь за стол.
Я пошла на кухню за чайником. И такое чувство меня охватило — как будто все силы разом вернулись. Как будто и не было этого отвратительного рабочего дня.
Глава 21
Однако, поесть новым гостям была не судьба. Юрочка, едва вернувшись в зал после мытья рук, попал в водоворот Риткиного веселья и воодушевления.
— Побежали на улицу!
— А ты обещала Хомочку показать, — напомнил мальчик.
— Ой, так мы и ее с собой возьмем!
Тут я, конечно, вмешалась:
— Никаких улиц. Хомочка у нас домашнее животное, и на улице ей совершенно нечего делать!
— Ну и ладно, с Хомочкой мы потом поиграем! А сейчас бежим, я в соседнем дворе такой турник нашла! — и Ритка потянула братика за собой.
Надо будет объяснить ей потом, чтобы не вздумала водить на улицу хомячку. Не дай Бог, убежит и потеряется. Или заразу какую поймает.
Володькины девочки тоже оживились, глядя на своих двоюродных брата и сестру. И побежали за ними.
Маша уселась было за стол, и даже поднесла к губам кружку с чаем. Но скромной девушке быстро сделалось неловко — потому что Володька не сводил с нее пронзительных глаз.
— Дядь Лёнь, я, пожалуй, тоже пойду на улицу, хорошо? А то дети в соседний двор побежали.
— И что? — не понял дед. — Ты удивишься, наверно, но они не только возле дома играют.
— Все равно, я лучше присмотрю. Извините.
Она стремительно вышла. Хлопнула входная дверь.
— Ну и что ты на нее так уставился? Дырку хотел прожечь? — упрекнула я Володьку.
— Да ничего я не уставился.
— А то я не вижу.
Дед принялся убирать со стола, и я встала, чтобы помочь. Потом мы сложили стол и поставили его на место — в угол, рядом с балконной дверью. За окном было еще светло, летний вечер горел жаркой истомой в облаках, подсвеченных яркими солнечными лучами. Шелестел ветерком в ветвях деревьев, в золотых шарах и космеях на клумбах под окнами.
— Если бы ты знала, сестренка, — заныл Володька, — как мне жаль, как жаль, что все так получилось!
— Нам тоже жаль, уж поверь, — я привычно
— Да я про Машу, — неожиданно признался он, — вот смотрю на нее и думаю: ну какой же я остолоп, какой дурак!
— Не переживай, ты не дурак. Ты просто подлец. И предатель.
— Ох, Альбина, — Володька скривился, как будто его заставили отведать теплого пива в жаркий день, — вам, женщинам, такого не понять. А я, как увидел Нинку, так дышать без нее не мог, понимаешь? Как будто вся планета остановилась, а в голове только и стучит: «Нинка, Нинка». Молодая, красивая, женственная.
— А Маша разве не такая?
— Я ж говорю — вам, женщинам, не понять. Да я же летал, как на крыльях! А после свадьбы началось — требования, скандалы, склоки. С моими ста… — он опасливо взглянул на меня, — родителями она ругается, на моих друзей плюет, с их женами скандалит. Понимаешь, я понял, что живу с ненормальным человеком. И тогда я дал себе слово — как только девчонкам восемнадцать исполнится, в тот же день я от Нинки уйду.
— Так долго терпеть? — ужаснулась я. Ведь его дочкам сейчас лет шесть, не больше.
— Так это же его дети, — встрял дед, — можно понять. А теперь куда он уйдет, раз жена болеет?
— Теперь да, никуда не денется.
— А сейчас смотрю на Машу, — продолжал Володька упавшим голосом, — и так мне тошно! И так я себя ругаю! Ну как же можно было через три дня знакомства бежать на ком-то жениться, когда рядом была прекраснейшая из женщин? Как кошмарный сон какой-то. Хочется время назад отмотать и не совершать такую ошибку. И чтобы все по-прежнему, и чтобы мы вместе с Машей растили Юрочку…
Он запнулся и замолчал, видимо, борясь с желанием заплакать.
Я взглянула на деда:
— Ты ему водки не наливал случайно?
— Нет, что ты! — испуганно замахал тот руками.
— А чего он разнылся-то?
— Да тяжело мне, понимаешь? — Володька постучал себе кулаком в грудь. — Так тяжело, как никогда в жизни! Только теперь понять, что я, дурак, натворил, — врагу не пожелаешь. Смотрю на Машу и понимаю — вот же она, моя, моя женщина! А теперь-то как? Простит ли она меня? Захочет хотя бы поговорить, объяснить всё?
— Что? — насмешливо фыркнула я. — Ты хочешь опять ей голову задурить? Так я тебе скажу, дорогой братец — не получится. То, что ты ее обидел — это одно. А вот то, что ребенка бросил — и именно в тот момент, когда был так ему нужен, — это совсем другое. Так что никто тебя не простит, и не надейся.
— Жаль, если не простит, — понурился Володька.
— А как же твоя новая женщина с Угольной? — поинтересовалась я.
— Ой, да там сложно всё, — вздохнул он. — Моя жизнь в какой-то кошмар превратилась. В командировки не могу ездить — жена больная, — заработки упали. Теща по пути с работы девчонок из садика забирает, и сразу домой, за Нинкой ухаживать. Я прихожу из депо и помогаю ей. Вдвоем весь вечер простыни меняем, стираем…