Шрифт:
Железный человек
Быть или не быть — таков вопрос.
Согласен
Было страшно, но он не видел иного выхода. Нужно решать.
Светлые глаза профессора внимательно изучали его лицо. Ах, не все ли равно! Не все ли равно, какой путь приведет тебя к роковому исходу.
Но то был лишь голос самоуспокоения. Конечно, не все равно! Ведь имя этому — смерть.
Он
Недуг подкрадывался, как вор. Облик его был смутен. Среди шумной и пестрой жизни он мелькал, как тень, заставляя вздрагивать. Потом стал наглее, его уродливый облик все яснее обрисовывался, все чаще возникал перед глазами.
«Здравствуй, Нед Карти, — говорил призрак, — я здесь. Ничто не разлучит нас. Ибо я — в тебе!»
Увы! Нед хорошо понимал это. Тщетно гнал он беспокойные мысли, тщетно старался думать о другом. Душной ночью, не в силах заснуть, он чувствовал, как что-то тяжелое давит на его грудь, мешает дышать. Потом в него заползала холодная скользкая масса, заполняла все тело. И оно становилось слабым, чужим. И было страшно.
Как несправедлива жизнь! Ведь он, Нед Карти, не хуже других. Нет, он даже лучших многих. Молодой, талантливый… Жизнь обещала ему многое. И Нед знал, что может и должен сделать многое. И вот пришлось остановиться…
Нед познакомился с профессором Траубе год назад. Судьба случайно свела его с этим странным ученым. На физиологической конференции. Профессору понравился доклад Неда. В кулуарах разговорились. Траубе изъяснялся сложно, почти недоступно. Но было в его словах нечто притягательное, как бездна. Потом Нед часто бывал у Траубе дома и в лаборатории. То, что продемонстрировал ему профессор, казалось еще более странным. С удивлением наблюдал Нед, как блестящие металлические игрушки бегали наперегонки с живыми мышами и крысами по сложным лабиринтам. В лаборатории сочетались электроника и физиология. Сотни моделей и сотни разных животных в клетках: мышей, белых крыс, морских свинок, кроликов, кошек.
Приборы необычны. В них, как в формулах, воплощена неведомая постороннему научная мысль. Но особенно восхищала Неда операционная. Серебристо-матовое сияние заливало ее. Хирургический инструментарий грозно поблескивал в шкафах. Огромный бестеневой рефлектор, операционный стол, столик для операций над мелкими животными, дыхательный столик, искусственные легкие, автожектор.
Регистрирующие приборы позволяли уловить малейшие функциональные сдвиги в организме.
Из скупых и сложных пояснений Траубе перед Недом постепенно возникала научная идея профессора. Он не сразу постиг ее грандиозность, только чувствовал, как приближение урагана.
— Биотоки… — говорил профессор, — вы не знаете, что это такое, хоть вы и физиолог. Биотоки могущественны. Они — как запал, как капсюль-детонатор в артиллерийском снаряде…
С глубоким вниманием прислушивался Нед к словам Траубе, стараясь точно следовать за его мыслью. Это не всегда удавалось.
— Биотоки связывают мозг с рецепторным и эффективным механизмом, — продолжал Траубе. — Но их можно использовать и для другого. Под влиянием биотока электронный луч осциллографа пишет сложную кривую. Ну. а если кривая — код механических процессов искусственной системы? Что тогда? Угадываете? Итак я говорю о трех звеньях:
МОЗГ — ОСЦИЛЛОГРАФ — МЕХАНИЧЕСКАЯ ИСПОЛНИТЕЛЬНАЯ СИСТЕМА.
Разумеется, речь идет не именно об осциллографе, а об электронном усилителе и трансформаторе биотоков…
— Собственно говоря, эта идея уже имеет техническое воплощение, — отвечал Нед. — Я разумею ныне существующие биопротезы…
— Не то, не то! — возражал Траубе. — Протезировать часть тела, например руку — одно, а протезировать все тело — другое!
— Как вас понять? Вы говорите об автомате?
— Не совсем… Я говорю о теле-протезе с живым мозгом. Я говорю о том, что мозгу можно дать иной исполнительный механизм.
Затем профессор демонстрировал свои «игрушки» — механизмы с необычайным добавлением.
Но сегодня Нед пришел к профессору Траубе не за тем, чтобы слушать его объяснения. Нет. Неотвратимое приближение смерти. Странно, что не было более ранних причин этого. Были и туманные разговоры с профессором, правда, совсем недавно… Но если бы два года тому назад кто-нибудь заговорил об этом! Нед счел бы такого человека сумасшедшим или злым шутником.
Профессор был необычно многословен. Многое сказал он Неду. И была во всем жестокая правда.
— Вы умрете, — говорил Траубе, — вы очень скоро умрете. Может быть, через год, а возможно, и через шесть месяцев.
— Так зачем же вы говорите мне об этом! — возмутился Нед.
— Не в словах дело. Вас утешали врачи. Их долг. Но утешения не полезнее горькой истины. Ваше тело изношено. Оно ни к черту не годится. От него нужно избавиться, сжечь его.
— И оставить бессмертную душу… Не так ли?
— Не душу, а мозг! Послушайте, Карти, у вас хороший мозг. Прекрасный! Но ему нужен и прекрасный дополнительный аппарат. Я дам ему это.
— Два пути: один — навеки погрузиться в черную пропасть смерти, другой — пройти сквозь смерть, как сквозь ночь, чтобы вновь увидеть день.
— Каким будет этот день…
Нед задумался. Не было никакой твердой логической зацепки, никакой точки опоры, чтобы перевернуть темный мир сомнений. Страх небытия, одно из ужасных приобретений человеческого сознания, его непостижимое противоречие многоцветному миру ощущений — вот причина всему. «Быть или не быть — таков вопрос…» Сложный вопрос. Но и он мог быть решен, только потом перед ним вставал другой, не менее тревожный. Что там, за темной ночью небытия, что ожидает его, и не будет ли это страшней ли оно самого небытия?