Железный доктор

Орехов Василий

Институт имени Курчатова в Москве. Недостроенная ещё с советских времён атомная электростанция на полуострове Казантип в Крыму. Атомная станция в Сосновом Бору. Территория отчуждения вокруг бывшей Чернобыльской АЭС.

И Новосибирский Академгородок.

Пятизонье, одним словом. Обширные пространства, на которых ныне правили бал наноорганизмы, биомеханизмы и энергомонстры — «мутировавшие», обретшие разум, зажившие своей жизнью машины, переделанные для неизвестных и непостижимых человеческим разумом целей в агрессивных металлических хищников роями нанороботов, вырвавшихся в результате третьей катастрофы из неведомых пространств —

то ли из другой реальности, то ли из будущего, то ли из очередной военной лаборатории… Здесь, в Академзоне, наноорганизмы были особенно активны, потому что ко времени Катастрофы Новосибирск стал мировой столицей нанотехнологий. Как выяснилось, себе же на беду…

И всё же Рождественский никак не мог убедить себя, что находится в преддверии ада. Пляж, расстилавшийся у его ног, выглядел слишком обыкновенно. Грязный, серый, неживой — но таким он вполне мог быть, к примеру, поздней осенью, когда купаться приходит лишь редкий морж. Впрочем, грязный — не совсем верное определение. Пляж только выглядел грязным, песок был словно перемешан с пеплом, а вот бытового мусора Володя почти не видел. Только уже упомянутый каркас пивняка да обломки чего-то вроде пластиковых кресел.

А вот вся прибрежная полоса была завалена топляком, который сбился в плотную массу. Кое-где корявые полусгнившие стволы торчали, словно клыки или когти мёртвого звероящера. На них с тихим шелестом накатывала серая вода Обского водохранилища. Володя углядел среди топляка остатки рыбьих скелетов, покрытых кусками разбухшей побелевшей плоти, и брезгливо поморщился — запах на берегу наверняка стоит преотвратный.

Он отвернулся от воды и стал смотреть в обратную сторону. Там, где заканчивалась полоса песка, виднелись остатки обгорелой деревянной постройки, которую Гончаренко назвал «Песочницей». Рядом с «Песочницей» торчали какие-то странные кусты, чем-то напоминавшие неимоверно разросшуюся мать-и-мачеху, у которой с одной стороны листочки тёмные, а с другой — светлые. Володя пригляделся и чертыхнулся про себя — какая ещё мать-и-мачеха! Это же те самые пресловутые металлокусты, которые называют «автонами»! Металл отсвечивает, вот что…

Володя был в курсе, что с любым металлом и пластиком, попадающим в Академзону, здешние наноорганизмы расправляются быстро и со знанием дела. И, как он ещё припомнил, на таких вот кустиках иногда произрастает весьма зловредная нанодрянь. Вспомнив про жуткие наники, военврач вздрогнул и взглянул на датчик — нет, поблизости вроде никакой мерзости нет. Грозный вид метателя, за которым горой возвышался уверенный в себе Константинов, тоже успокаивал. Однако что-то внутри лейтенанта медицинской службы не переставая дрожало мелкой дрожью. Так бывает в детстве, когда входишь в тёмную комнату, точно зная, что в ней никого нет и быть не может, но всё равно ждёшь, что тебя схватит что-то ужасное. И даже чувствуешь лёгкое разочарование, когда так ничего и не происходит…

В наушнике щёлкнуло, и раздался чей-то искаженный до неузнаваемости голос:

— Док, это Первый. Идите сюда.

«Первый» означало «подполковник Гончаренко», и Володя поспешил к брезентовым останкам пивняка. Военсталкеры стояли возле них полукругом, глядя на песок, на котором лежала человеческая нога.

— Осмотрите конечность, док, — приказал подполковник. — Что можете сказать?

Володя присел на корточки, непроизвольно качнувшись в сторону под тяжестью «репки с маком»,

и уставился на ногу. Нога была мужская — мускулистая, покрытая рыжеватыми волосами, с зеленоватой татуировкой в виде кельтского орнамента чуть выше щиколотки. Отрезанная, а не оторванная или отрубленная — причём такое впечатление, что резали чем-то вроде лазера, слегка поджарив срез. Потыкал пальцем — свежая.

Свои соображения Володя доложил Гончаренко. Подполковник хмыкнул.

— Обронили, что ли, шайтаны… — с заметным акцентом сказал смуглый лейтенант с глубоко посаженными злыми глазами.

— Или не доели, — буркнул Гончаренко. — Странно, наники вроде биомассой разбрасываться не привыкли. Лады, ребята, идём дальше, мясо потом заберём, чего его за собой таскать. Коля, — это уже адресовалось группе Якубовича, — мы к яхтсменам.

Как ни странно, зловещая находка ничуть не напугала Рождественского. Нога — ну и нога, он в анатомичке привык к тому, что человеческое тело удобно разбирается на составные части точно так же, как армган или металлопластиковая полевая шина ПШ-63. Ничего сверхъестественного или страшного в найденном обрубке не было. Ровным счётом ничего.

Возможно, лейтенант изменил бы своё мнение, если бы оглянулся и увидел, как, проткнув кожу, из отрезанной ноги наружу вылезли тонкие серебристые нити, быстро сплетающиеся в узловатые щупальца, и как через секунду нога шустро поползла вверх по песчаному склону.

Но Володя не оглянулся. Он торопился вслед за уходящей группой, то и дело поправляя «репку» и проклиная себя, что не подогнал заранее ремни и магнитные застежки. По-прежнему ныли плечи с вбитыми имплантами. Хотелось пить; военврач вспомнил, что у него прямо под носом торчит гибкий наконечник поилки, и сделал несколько глотков витаминизированной воды.

— Док! — окликнул его подполковник Гончаренко, и лейтенант ускорил шаг. — Не отставать! Влезешь в мухобойку, домой пришлют бандеролью.

Мордатый лейтенант по кличке Водяной — не исключено, впрочем, что это была фамилия — засмеялся. Володя, мысленно отметив, что обращения «на вы» подполковнику хватило ненадолго, догнал группу и пристроился след в след за смуглым. Он вроде бы вспомнил его фамилию — Рахметов.

Военсталкер оглянулся через плечо и подмигнул.

— Пока не страшно, доктор? — сказал он. — Тут места тихие, спокойные. Эти твари к воде мало ходят, редко.

Группа обошла бетонный куб, с крыши которого тоже свисали обтрёпанный брезент и обломанные деревянные палки — видимо, остатки летнего тента. Володя живо представил себе, как жарким летом загорелые парни в плавках сидели под хлопающим на ветерке тентом и тянули холодное пиво, которое покупали в пивняке. Представил, как они неспешно, со знанием дела разговаривали об оснастке катамаранов класса «Торнадо» — говорят, здесь была неплохая спортивная база, а местные яхтсмены участвовали в международных гонках…

Володя тряхнул головой: надо сосредоточиться.

За голой бетонной коробкой был спуск к небольшому, явно искусственному заливчику, бывшей стоянке катеров и яхт. От яхт-клуба почти ничего не осталось: залитая бетоном площадка, остатки панельных строений, деревянный настил. Валялись на берегу истлевшие деревянные остовы разбитых суденышек, окруженные корявыми зарослями автонов. Элинги и кирпичные хозяйственные постройки давно растащили для своих нужд деловитые обитатели Академзоны, живые и мёртвые.