Железный доктор

Орехов Василий

Эндоостов биомеханического чудовища ещё дёргался, когда подполковник Гончаренко осторожно приблизился к останкам живого трупа и старательно выжег черепную коробку дотла, поставив луч армгана на промышленную мощность. Потом подобрал пистолет Рождественского и бросил его врачу, всё ещё сидевшему на песке. Володя вяло вскинул руку, но пистолета, естественно, не поймал.

— Чего дёргался-то? — спросил подполковник. — Кузя с Водяным уже с фланга обошли, всё было бы как в аптеке, а ты вдруг стрелять начал.

— Я думал, подобью его… —

виновато сказал Володя, пытаясь подняться.

Подошедший Рахметов протянул ему руку, за которую военврач благодарно уцепился.

— На будущее: ты не думай, а делай что говорят. В армии находишься, а не в филармонии, — проворчал Гончаренко, продолжая рассматривать останки поверженного врага.

— Ай, хорошо сказал, гражданин подполковник-начальник! Прямо чистая Савонарола.

Голос был совершенно незнакомый, и доносился он с той же стороны, откуда появился сталтех. Володя испуганно дёрнулся, заозирался, но Рахметов положил руку ему на плечо:

— Не суетись, Пилюлькин. Это свои. Партизаны.

Незнакомец был очень маленького роста, метр пятьдесят, не больше. Вернее, даже меньше, потому что лишние сантиметры ему добавляли массивный шлем и толстые подметки башмаков. Скафандр «партизана» был собран из совершенно несочетаемых, казалось бы, фрагментов. Основу составлял стандартный армейский костюм старого образца, уже упомянутый здоровенный шлем был от вовсе неизвестной модели ярко-красного цвета — пожарной, что ли, — а из многочисленных карманов, контейнеров и чехлов торчали совсем уж непонятные причиндалы. На поясном ремне с двух сторон висели большие пистолеты явно иностранного происхождения. В руке таинственный незнакомец держал неизвестный Рождественскому боевой агрегат, демонстративно направленный стволом в небо. Из ствола поднимался лёгкий фиолетовый дымок.

— Оппаньки, — сказал подполковник не слишком приветливо. — Гляди-ка — Бандикут. Каким ветром?

— Здоровеньки булы, гражданин подполковник-начальник, — с достоинством проговорил карла. — Здорово, мужики.

Никто не ответил. Военсталкеры разошлись в стороны, взяв окрестности под наблюдение, а таинственный Бандикут тем же тоном — спокойно, солидно, чуть насмешливо — продолжал:

— Зачем сталика-то моёго раздолбали, орлы? Совсем делать нечего? Я его с утра скрадывал, между прочим!

— Так ты ж сам его в затылок хлопнул, — заметил подполковник.

— Что ж мне делать было, если он вашего доктора-врача ухватил? — обиделся новоприбывший. — Но в кашу я его не превращал, в отличие от вас.

— Слышал, док? — Гончаренко кивнул Володе. — С тебя бутылка. Вот кто тебя спас.

— Дождёшься от вас, — безнадёжно махнул рукой Бандикут. Сквозь замурзанный щиток шлема Володя видел только его сердитые бесцветные глазки и мохнатые брови, беспрестанно шевелящиеся, словно гусеницы.

— А на кой тебе сталтех-то понадобился? — поинтересовался Гончаренко.

— Есть люди, которые за них денег дают, гражданин подполковник-начальник, —

терпеливо, как сумасшедшему, пояснил Бандикут. — В нормальной кондиции, конечно, а не за этот хлам… Нет, ну надо ж вам было так его порубить! Я ведь аккуратненько, в затылочек…

— А чего он был такой… неторопливый? — неожиданно для себя подал голос Рождественский, подбирая пистолет и вытряхивая из ствола набившийся песок.

Гончаренко аж крякнул от удивления — мол, не ты ли только что, испугавшись неторопливого, палил во все стороны и трясся аж до обморока? Володя почувствовал, что краснеет до самой макушки. Утешала его только мысль, что через стекло шлема это, наверное, не так заметно.

— Да глушёный потому что, — невозмутимо ответил Бандикут. Поняв по общему молчанию, что этой информации недостаточно, пояснил: — У них бывает фигня какая-то типа инфекции. Потому и глушёный. Здорового я бы один не стал отлавливать, что я, самоубийца? А этот мне утром подвернулся, я сразу усёк — что-то с ним не то. Километра три шёл следом, уже монету подсчитывал в уме. А тут вдруг вы нарисовались, черти… — Бандикут с ненавистью пнул ещё подёргивавшийся закопчённый торс сталтеха.

— Ладно, проехали, — сказал подполковник, — а то сейчас ещё компенсацию за понесённый ущерб попросишь. Скажи-ка лучше, раз ты тут с утра вертишься: не видал чего интересного?

— Тут на каждом шагу столько интересного, что наделать можно прямо в рейтузы, — солидно ответил Бандикут.

— Конкретизирую, — раздражённо сказал подполковник. — Сегодня теплоход с туристами пропал. Прямо у Тайваня.

— А, вон чего… То-то ваши тут вертелись — и вертушки, и катер… Вот вы зачем, гражданин подполковник-начальник. — Сталкер попытался пожать плечами, но в плотном скафандре это было не так-то просто. — Нет, теплохода не видал. Да и хрена ли вы его здесь ищете? На дне ищите, чё.

— Может, и на дне, — сказал подполковник. — А может, и не на дне. Ну а вот допустим — чисто теоретически: кому тут у вас может понадобиться целый теплоход народу? Полсотни человек почти что.

— Нашему брату сталкеру точно ни к чему, — покачал головой Бандикут. — В заложники? Возни не оберёшься, да и нет у нас таких отмороженных, в Москве разве что… Баб — тех да, кто-нибудь мог подцепить. Но там же не целый теплоход баб был, не?

— Нет, не целый, — сдержанно согласился подполковник.

— Во. Потому, гражданин подполковник-начальник, если кому ваши туристы и надобны, то никак не Ордену. И не нам, дикарям. Остаётся кто? А остаются железяки и наники.

— И зачем им люди?

— А хрен их знает. Сталтехов делать. Или просто посмотреть, чего внутри. Интересно же. А может, ваших баб с теплохода жрут уже вовсю. Вот потеха! — Бандикут захихикал, не опуская ствол.

— Ладно, вали отсюда, клоун, — велел Гончаренко. — И не попадайся. Мужики не станут смотреть, кто там шастает — сначала пальнут, потом проверят, что за жмурик лежит.