Железный гром
Шрифт:
— Сестра, сядь рядышком, посидим вместе, — позвала ее Новица.
Ружица молча присела, при этом с любопытством стреляя в меня своими серо-зелеными глазищами. А я же замер на месте соляным столбом. На сей раз, подзависая, притормаживал Дивислав. Девушка ему нравилась, если не сказать больше. Дмитрий оценивал ее куда как с большим скепсисом. Моей второй иновременной половине более приглянулась тридцатилетняя соседка сидящая справа от Новицы. М-да, … Короче говоря, теперь мне нравились и малолетняя пигалица, и соседка — дочка троюродной сестры деда Яробуда. С ума сойти!
Все три женщины откровенно пялились
— Дивислав, с тобой все хорошо? Твое лицо стало красным, как раскаленное железо? Почему-то это с тобой случается только при виде Ружицы.
— Мы — дети Костра!..
Отвернувшись, резко ответил, разозлившись на женщин и, тут же постаравшись отринуть все эти сумасбродные мысли, я вошел в дом.
Ну как дом? Дом — это громко сказано. Точнее говоря для Дивислава отапливаемый по-черному, врытый в землю сарай являлся хорошим таким, полноценным домом, а моя вторая личность Дмитрия оценивала данную неказистую постройку, мягко говоря, несколько иначе.
В свете дверного проема виднелись восседающие на бревне две черные фигуры. Одной из них был Градислав — заросший каштанового цвета бородой и волосами до плеч. Не только цветом растительного покрова, но даже чертами своего лица он как-то неуловимо походил на бурого медведя. Второй фигурой был Берислав — мужчина лет за тридцать пять, с потрепанной жизнью физиономией, с бородой и такими же длинными волосами, посеребренными обильной сединой. Лицо Берислава расчерчивали шрамы, целый их набор — тут были следы и от волчьих зубов, и от жала стрелы и от копья.
Глава 3
Оба, и Град и Берислав, одеты в обносившуюся обиходную одежду. Что у одного, что у другого в левом ухе были вставлены медные серьги в форме колец — знак воинского «сословия». Впрочем, точно такие же серьги были у всех мужчин, которые на постоянной основе участвовали в военных походах, а у жителей Лугово процент воинов даже зашкаливал в отличие от других, более мирных весей племени. Ну, оно и понятно, столица как-никак! Единственным исключением был мой дядька, военный вождь драговитов Гремислав, он был счастливым обладателем серебряной серьги и шейной цепочки — гривны. Голову вождя во время торжественных мероприятий и боевых походов защищал римский шлем типа «spangenhelm». Идентифицировал данный шлем с трудом, пришлось долго и упорно рыться в памяти Дмитрия с которой еще в первый день произошли странные метаморфозы, но об этом чуть позже.
Купол шпангенхельма состоял из чередующихся Т-образных ребер, скрепляющих и частично перекрывающих шесть покрытых позолоченной медью железных пластин миндалевидной формы. Верхние концы ребер и пластин соединялись шишаком-навершием. На шлеме, выполненные гравированным орнаментом, были помещены христианские кресты и надписи на греческом языке. Лицевая маска или переносье отсутствовали, зато имелись нащечники.
Меня и двоюродного брата Ладислава все эти воинские причиндалы пока не касались, в воины нас должны посвятить уже этим летом, в день летнего солнцестояния на празднике Ивана Купалы. Местные дату 24 июня называли праздником летнего солнцеворота, «Кресъ» или «Ярилин день».
— Див, — выдохнул медовушным перегаром Градислав, первым обнаруживший
Спорить с ним было опасно для здоровья, потому как со смертью отца он мне вместе с дядькой Гремиславом считался за место оного.
— Тебя я, конечно, брат, люблю, но и отходить могу за вместо отца, — тихо выговаривал мне на ухо Градислав под молчаливым, но заинтересованным взглядом Берислава. — пошто вчера удумал в глиняный горшок золу набивать и творить над ним костер?
Брат выжидательно приподнял бровь.
А что я мог сказать в свое оправдание? Не рассказывать же ему, что захотел получить поташ, да не вышло из-за того, что горшок треснул. Но своей вины в этом не чувствовал, ничего такого страшного я с ним не делал. Всего лишь засыпал в горшок печной золы, залил водой, да и поставил выпариваться на уличном очаге. Думается, что причина поломки в местной глиняной посуде. Здесь она в целом была отвратного качества, как снаружи, так и изнутри. Изготовляли ее без использования гончарного круга, что негативно влияло не только на внешний вид, но и на свойства и надежность изделий.
А если честно, то я сам от себя не ожидал, что займусь нечто подобным! Проработав по окончании армейской службы всю жизнь инженером-электриком, до самого выхода на пенсию
занимавшись проектированием и управлением процессами связанными с распределением электроэнергии, в основном связывая электрогенерирующее оборудование с электропотребляющим на объектах капитального строительства. Про строительство я тоже кое-что знал, но тут вдруг непонятно почему вспомнил о поташе, стекле и многих других вещах о которых я, будучи Дмитрием, уже совершенно ничего не помнил!
Позавчера я, внешне болезный, но на самом деле внезапно ставший двуединым, в лежачем положении наблюдал за жизнью подворья через мочевой пузырь лося или ещё какого оленя. В доме с детьми возилась Всеслава — супруга вождя, при этом успевая заодно толочь крупу в ступе из полого ствола дерева и в нещадно дымящем очаге готовить еду. Первые часы, естественно, от произошедшего переноса сознания Дмитрия я пребывал в ахуе.
Ближе к вечеру немного успокоился и глядечи во двор через мочевой пузырь даже стал ностальгировать по стеклу, как вдруг моя память откликнулась, быстро предоставив мне всю необходимую информацию о технологии его производства!
Раньше, будучи пенсионером, особенно в последние пару лет той жизни, я не без труда вспоминал как зовут детей у некоторых моих близких родственников, даже собственные школьные, студенческие и армейские годы помнил смутно. А тут нате вам, пожалуйста!
Покопавшись в памяти, с ужасом осознал, что могу, пусть и с некоторым напряжением мозговых извилин, но воспроизвести очень многое из того, что мне в моей долгой и активной жизни доводилось когда-либо видеть, слышать, читать. Если порыться в памяти Дмитрия, то всплывало море как полезнейшей, так и совершенно теперь уже неактуальной и даже вредной информации. И если мысли об оставленных где-то там детях и внуках я старался задвинуть в самые дальние закрома памяти, дабы понапрасну самого себя лишний раз не расстраивать, то всевозможные прикладные знания, которые можно было бы использовать здесь, в этом времени, я пытался не только вспоминать, но и анализировать.