Железный канцлер
Шрифт:
А теперь, запертый, в одной компании со мной он не боялся, он будто укрылся от всего мира, успокаивался, как будто уже избежал заговора и предотвратил свое убийство. Конечно, император не думает, что его убьют, он, наверняка, уверен, что Пален все решит. Генерал-губернатор обещал, он обласкан милостью монарха, возвысился, может быть, более всех остальных, этого должно хватить для верности. Наверное, за закрытыми дверьми, в моем присутствии со своими страхами бороться легче.
— Ваше величество, не бойтесь, я могу защитить вас, я к этому долго готовился, — сказал я.
Настало
— Я боюсь? Как смеете вы называть меня трусом? — не так, чтобы решительно, спросил император.
— Вы не трус. Вы очень смелый человек, ваше величество. Вы тут, ждете, когда вас придут убивать. Почему? Что стоит вам прийти к преображенцам, измайловцам, спросить их, они пойдут за вами, не за ними, — говорил я, присаживаясь на большую кровать. — В этих полках не все офицеры готовы придавать, среди них есть и ваши, гатчинцы. Офицерство ценит смелость и ваш приход к ним, да еще с подарками… Они просто не посмеют, это будет таким уроном чести, если после подобного шага императора против вас измышлять дурное…
Павел не отреагировал на такую дерзость, коей было сидение в его присутствии. Хотя, дерзости, и так было с избытком, на виселицу потянуть может.
— Все же они придут меня убивать? — дрожащим голосом спросил Павел.
— Да. Хотите расскажу, как может быть, как будет, если ничего не предпринять? — спросил я.
— Хочу! Граф Безбородко, когда рекомендовал, просил за вас, уговаривал, чтобы именно вы стали канцлером, называл одним из ваших добродетельных качеств то, что бы предвидите будущее. Именно так. Безбородко считает вас оракулом в нашем Отечестве. Ну или играет с моими склонностями верить в предвиденье. Всем же известно, что я верю в предсказания. Так не медлите же, рассказывайте мне, как умрет русский император! — говорил, уставший бояться человек, выкрикивая последние фразы на разрыв голосовых связок.
Да, Павел — падкий на мистицизм, даже слишком, как для нормального человека, тем более, верующего. И он меня выслушает, ему очень интересно узнать, прочувствовать свою гибель. Он жалеет себя.
И я дал спектакль, сыграл, может быть, самую важную в своих двух жизнях роль. Короткую, но, надеюсь, что яркую.
— Охраны не будет. Вы заметили, что сегодня сменили караулы? Почему на караулы заступил Третий батальон Семеновского полка? Где верные вам преображенцы? Так вот… — украдкой, почти шепотом, говорил я, начиная театрально рассказывать все то, что знал из послезнания.
Вот Аргамаков проводит через посты пьяных заговорщиков, часть из которых где-то теряется по дороге. Этот деятель имеет право доклада императору, чем и пользуется. Аргамаков ведет группу Беннегсена, в которой самые яркие заговорщики, но есть другие офицеры, которые пьяные вышли из расположения Преображенского полка, их более тридцати, а еще весь дворец постепенно берется под контроль заговорщиков.
Вот они беспрепятственно подходят к спальне, на входе их встречают только два лакея, может еще двое гусар, из тех, что и сейчас там стоят. Один из гусаров пытается вразумить заговорщиков, но получает удар по голове. Они врываются в спальню, а он, император…
— Я не стану прятаться перед лицом смерти! Это мои подданные,
Но я продолжал. Чувствовал эмоции государя… нет, сейчас эмоции человека со сложной судьбой и большой психикой. Он кричал, я перекрикивал, динамично передвигался по комнате, менял мимику, показывал движения, имитируя поступки и действия заговорщиков.
— Они уже преступили ту веру и мораль, они лишь немного смущаются. Беннегсен не находит вас в постели, заговорщики в растерянности, они обследуют спальню, дергают потайную дверь к Лопухиной. Бесы видят примятую, еще теплую постель на вашей походной кровати… — я кричу, держась за ту самую кровать, так, как это мог делать кто-либо из заговорщиков.
Я рассказываю о том, что императора находят за шторами, сам подхожу к окну и откидываю тяжелую ткань, Павел вздрагивает, как будто уже видит себя там, у окна. Он часто любил стоять и наблюдать за происходящим во дворе или на Неве, именно через стекла этих окон. Туда, к окнам, словно, в этом и есть спасение, он бежит, но страхи настигают.
Зубов предъявляет претензии, на которые…
— Неблагодарная тварь! — с надрывом голоса кричит Павел. — Я же у него не забрал даже земли, чтобы не смущать князя Суворова, его тестя.
— Да! Как и все собравшиеся, они злом отвечают на добро, преступлением на справедливость! — кричу и я, вновь немного громче, чем государь. — Они боятся вас, им сложно преступить грань. «Покиньте, господа, мою спальню!» — кричите вы. Они отшатываются, толпа у дверей, — вот здесь…
И подбежал к двери и показал, где именно будет стоять толпа.
— Спальня покрывается вонью амбре, перед тем, чтобы решиться и приступить к бесчестию, все пили хмельное, много, а пока они бежали пропотели, потому и потом воняют. А еще их пьянит сама обстановка, они чувствуют, что вершат историю. Вы говорите с ними, вы мужественны, пусть и боитесь — страх это нормально, — продолжал я спектакль.
Я принес с собой шарф, из тех, которыми опоясываются офицеры. Перед началом своего спектакля, повесил этот элемент одежды на стул.
— «Подпишите отрешение, ваше величество!» — требует Николай Зубов. «Это невозможно», — отвечаете вы.
Я кричал, не сбавляя эмоционального накала, видел, как потрясывает Павла, как он, выпучив глаза, словно впал в состояние великого гнева, с открытым ртом смотрит на все происходящее. Впечатлительный, доверительный ко всякого рода предсказаниям, он уже живет в моем рассказе, веря в то, что так все и случится. И я это чувствую, потому сам вошел в кураж.
— Удар! Это Яшвиль решается ударить вас вот этой табакеркой, — я указал на стол, где находилась золотая коробочка для нюхательного табака. — Удар сильный, он проламываем вам череп, вы падаете, но быстро приходите в себя, пытаетесь сопротивляться. Обезумевшие твари бьют вас ногами, топчутся по вам, каждый должен это сделать, они мешают друг другу. А потом…
Я подошел к шарфу.
— Как вашего батюшку, шарфом… Это важно, чтобы было, чтобы, как вашего батюшку, Петра Федоровича… батюшку…