Железный предатель
Шрифт:
– Завтра, – ответил я, надеясь, что голос не выдаст всех моих мыслей. Потому что отцу никак нельзя идти со мной. Он только пытался помочь, обезопасить меня, но он не должен был узнать о Кирране или о том, какой опасности я планировал подвергнуть себя завтрашним вечером. – Мы могли бы выехать после обеда, если ты не против.
– Кто-нибудь встретит тебя по приезде?
«Черт».
– Нет, – сказал я и тут же возненавидел себя за то, что снова приходится лгать, но я не хотел выдавать Кензи и, возможно, доставлять ей неприятности. Не думаю, что даже папа смирится с
Он кивнул и, словно собираясь с духом, взглянул на дверь спальни на втором этаже. Я воспринял это как знак того, что разговор окончен, и уже собирался отправиться к себе в комнату.
– Итан.
Я остановился в коридоре и оглянулся на отца, который провел рукой по лицу.
– Ты будешь осторожен, верно, сынок? – спросил он, и в его голосе прозвучала неуверенность. – Я знаю, что многого не понимаю в этом… другом мире, но после ухода Меган твоя мать сильно изменилась. Пообещай мне, что не поступишь так же. Это ее убьет.
– Не поступлю, – сказал я. – Клянусь.
Он поднялся по лестнице, а я направился в свою комнату, сразу же закрыв за собой дверь.
Что ж, разговор вышел ужасным, как я и предполагал. «Запомни на будущее, Итан: больше не ввязывайся в это снова». Хотя, учитывая, что фейри, похоже, не могут оставить меня в покое, в будущем мне предстоит провести больше подобных разговоров, в которых я буду объяснять родителям, почему мне пришлось исчезнуть на этот раз.
Говоря о фейри, а где Аннуил? Утром я оставил ее сидящей на моей кровати, и она заверила меня, что не собирается выходить из комнаты без особой на то надобности. Мысль о чистокровной фейри Летнего Двора, бродящей по моему дому, немного нервировала, но я достаточно доверял Аннуил, чтобы знать – она не доставит неприятностей и не станет накладывать чары на моих родителей. Я не видел ее и в остальной части дома и был совершенно уверен, что она не стала бы прятаться наверху, в комнате моих родителей. Так где же она?
– Аннуил? – тихо позвал я, проходя глубже в комнату. – Ты здесь?
Ответа не последовало.
Глава 8
Тонкий мужчина
Я нахмурился, уставившись на матрас и гадая, куда могла подеваться летняя фейри. Когда я тем утром уходил из дома, она читала, свернувшись калачиком на моей постели, пока вокруг нее и каркаса кровати лениво прорастали лепестки цветов и листья. Беспокоясь, что Аннуил может заскучать (а скучающие фейри – это верный путь к катастрофе), я собрал по всему дому большую стопку книг, журналов и романов и тайком пронес их в свою комнату. А перед уходом в школу я даже предложил ей посмотреть фильмы на моем ноутбуке, но она вздрогнула от одной только мысли об этом и отказалась. Хотя, когда летняя фейри застенчиво спросила, может ли это странное металлическое устройство воспроизводить какие-либо мелодии, я нашел станцию с классической музыкой и включил ее. Тихо, чтобы у родителей не появилось желания войти и выключить ее.
Теперь кровать была пуста, а на моей подушке лежала забытая книга в мягкой обложке. Музыкальная станция по-прежнему тихо работала, и я выключил ее.
– Аннуил, – снова позвал я, раздумывая
И снова никакого ответа. Едва заметное тепло и ароматы цветов, которыми наполнялась моя комната в присутствии Аннуил, тоже исчезли. Я вдруг вспомнил, что летняя фейри говорила об Угасании, и мой живот опалила острая боль. Неужели она просто… исчезла? Перестала существовать? Мой живот скрутило еще сильнее. Что бы сказал по этому поводу Кирран? Что бы он сделал, если бы узнал?
Я обыскал весь дом, отчаянно пытаясь найти Аннуил, но ее не было ни в гостиной, ни на кухне, ни в ванных комнатах, ни в подвале, ни в кабинете, а врываться в комнату родителей я сейчас не собирался. Надеясь, что летняя фейри не ушла на улицу, забыв о грозившей ей опасности, я направился к задней двери, чтобы обыскать наш маленький, огороженный внутренний дворик.
Я рывком распахнул дверь и замер.
В нескольких ярдах от меня, взгромоздившись на деревянную ограду, стояла худая бледная фигура, а ее силуэт четко вырисовывался на фоне ночного неба. Он стоял в профиль, повернувшись ко мне боком, и один большой бледный глаз искоса смотрел на меня с узкого лица.
Мое сердце на мгновение замерло, но как только я заметил незваного гостя, тот повернулся, будто хотел что-то сказать, и исчез. От неожиданности я подпрыгнул на месте, не веря своим глазам. Я никогда не видел, чтобы фейри просто испарялся, за исключением несносного серого кота.
– Ох, черт бы это побрал, – раздался высокий, четкий голос из ниоткуда. – Все время забываю об этом. Одну минутку, Итан Чейз.
Тонкий Мужчина повернулся, снова став видимым, и тогда я понял, что он вовсе не исчезал, а просто был действительно тонким. Как лист белой бумаги. Настолько худой, что его можно было разглядеть, только когда он вставал боком. Я удивлялся, как, черт возьми, ему удается стоять прямо, не говоря уже о том, чтобы ходить, учитывая, что он толщиной был с лист бумаги. Но речь шла о фейри, а во всем, что касалось Них, было мало логики.
– Добрый вечер, – сказал Тонкий Мужчина и улыбнулся, глядя на меня сверху вниз уголком глаза. – Прекрасная ночь, не правда ли?
Я прикрыл за собой дверь, но не спешил выходить во двор, наблюдая за фейри с верхней ступени. Вероятно, обереги пока удерживали его на расстоянии, но если он каким-то образом прорвется через них, мне понадобится время, чтобы добраться до моей комнаты и схватить мечи.
– Чего ты хочешь? – спросил я.
– Разве так теперь приветствуют гостей? – спросил фейри, сложив перед собой бледные руки. – Я проделал долгий путь, чтобы найти тебя, Итан Чейз.
Тонкий Мужчина снял шляпу и повертел ее в своих длинных, напоминающих паучьи лапки пальцах. – У меня проблема, Итан Чейз, – сообщил он и опустил взгляд на свои руки. – Я надеялся, ты поможешь мне ее решить.
– И какая у тебя проблема?
– Ну, видишь ли… – Фейри все еще теребил в руках свою шляпу. – Давным-давно я совершил ошибку. Серьезную ошибку, последствия которой теперь оказывают влияние на оба наших мира. Ты что-нибудь слышал об Угасании, Итан Чейз? Оно настигает тех из нас, кто был либо отрезан от Небыли, либо забыт столь давно, что уже не помнит собственного имени.