Жёлтая магнолия
Шрифт:
Глаза в глаза…
И между ними почти не осталось воздуха…
И между ними настоящая пропасть.
— Миа…
Он провёл пальцами по её щеке вверх, по волосам, стягивая с них маску с перьями и отбрасывая её в сторону. Шпильки с глухим стуком упали на стол, и локоны рассыпались по плечам.
Их взгляды полны безумия, хотя всё ещё держат друг друга на расстоянии. Но тела уже не подчиняются разуму. И пальцы сами тянутся к его лицу, хотят прикоснуться, узнать…
Если не сейчас, то когда ещё? У них ведь нет никакого завтра.
— Райно…
Миа потянулась к нему и провела ладонями по его плечам, по шее, по лицу, прижимаясь ими к тёплой коже на щеках. И сумасшедшее ощущение его тепла закололо в пальцах острым пульсом. И ещё выше, чтобы стянуть и с его волос эту ужасную безликую маску, уронить её на ковёр позади них, а затем сплести руки на шее кольцом объятий.
Они медленно соприкоснулись лбами, ломая невидимую стену, как будто преодолевая каждый вздох, через боль и молча глядя друг на друга. И губы тоже почти коснулись губ, и они всё ещё стояли у той черты, которую никак нельзя переступить. Но уже и не удержаться на краю пропасти…
«Подыграй мне, Миа…»
…и прыгать придётся вместе.
Она не ответила на его вопрос, но он должен знать… И что бы там ни было дальше, он должен знать!
— Мне нужен ты… Только ты… И никто больше, — прошептала ему в самые губы и закрыла глаза, прижимаясь губами к его губам.
Этот поцелуй мог быть целомудренным или фальшивым. Но…
…мир вокруг просто провалился в безмолвие и погас, чтобы тут же взорваться фейерверками и оглушить.
Она соскользнула со стола, встала на цыпочки и тут же оказалась в его объятиях, таких сильных и крепких, как будто они не виделись тысячу лет. Прижалась к нему всем телом, обнимая в ответ и уступая его поцелуям.
Его губы совсем не были нежными… Они прижались к её губам жадно, страстно, исступлённо, заставляя открыться навстречу, подчиниться и растаять, как восковой свече. Потому что таять в его руках — это всё чего она хотела сейчас.
Руки скользили лихорадочно по плечам, по спине, по шее. И им было мало этих прикосновений, они цеплялись друг за друга, сминая одежду и не зная, как удовлетворить сжигающую их жажду и быть ещё ближе…
Где-то за окном снова взорвались фейерверки, но они не слышали и не видели ничего.
Остались только ощущения: его губы на её губах, пальцы, ласкающие шею, жар его тела, и горький хвойный аромат, который жадно вбирают ноздри…
— Райно…
Ей хотелось шептать его имя снова и снова…
И ощущение реальности исчезло совсем, как будто они были уже не здесь. Не слышали, как кто-то пытался открыть дверь ключом, а потом, обнаружив, что она не заперта, толкнул её внутрь комнаты.
Замок щелкнул и узкая полоска света, разрезав темноту, ворвалась внутрь и разлилась у их ног желтым прямоугольником.
— … и думаю это будет прекрасным дополнением к нашему союзу …, -
И Дамиане показалось, что внезапно она проснулась…
Вынырнула на поверхность из сладкого дурмана и реальность ударила по глазам ярким светом и белизной застывших на пороге лиц. В дверях стояли герцог Альбериго Ногарола, рядом синьор Лоренцо и прекрасная Беатриче. А позади них двое слуг держали в руках фонари. И в одно мгновенье Миа представила, как всё это выглядит со стороны.
Она стоит растрёпанная, на полу валяются маски и плащ маэстро, а её платье сползло с плеча, потому что развязались держащие рукав ленты. Её губы горят, и рука маэстро до сих удерживает её за талию, и кажется не собирается отпускать.
О, Серениссима!
И ни у кого нет сомнений в том, чем они здесь занимались.
Тишина висела какую-то неимоверно длинную секунду, а затем синьор Лоренцо поднял руки и трижды хлопнув в ладоши, произнёс, усмехнувшись криво:
— Браво, кариссимо! Браво! Ты всё-таки так предсказуем!
— Как и ты, — ответил маэстро совершенно спокойно.
А Дамиана, кажется, провалилась бы от стыда, но взгляд герцога Альбериго Ногарола, словно пригвоздил её к ковру. Он, казалось, не заметил всей пикантности этой ситуации, и лишь выше подняв фонарь, шагнул Дамиане навстречу.
— Синьор Ногарола, кхм, — маэстро подтолкнул Дамиану вперёд, — позвольте представить: синьора Дамиана Винченца Росси, урождённая Ногарола, дочь Моники делла Бьянко. И… ваша.
Тишина, повисшая в комнате, была такой густой, что её можно было ощутить кожей. Взгляд герцога Альбериго впился в Дамиану, и какое-то мгновенье все стояли не шевелясь. А потом лицо прекрасной Беатриче исказилось, будто от боли, и она попятилась назад.
И тут же откуда-то издалека донёсся истошный вопль и топот ног. Слуги в дверях встрепенулись и тишина, наконец, раскололась, наполнившись звуками.
— Синьор Альбериго! Синьор Альбериго! — испуганный голос раздавался с галереи и через мгновенье в дверях появился слуга. — Синьор Альбериго! О, Мадонна! Идёмте скорее! Синьора Умберта…
И по его искажённому страхом лицу было видно, что случилось что-то ужасное. Слуга размахивал руками, указывая куда-то в противоположный конец галереи. Герцог Ногарола развернулся и стремительно вышел из кабинета. А за ним последовал и синьор Лоренцо.
— Идём, — маэстро поймал руку Дамианы и потянул её за собой, спешно покидая кабинет.
И она подчинилась, потому что в этот момент, ощущение нереальности происходящего захлестнуло её с головой.
Она — законная дочь герцога Альбериго Ногарола? О, Серениссима! Она — потомок двух светлейших домов Альбиции? Да ещё и женщина с древним даром? Как такое может быть правдой?!