Жёлтая магнолия

Зелинская Ляна

Последние мгновенья в палаццо Ногарола сразу же всплыли в голове. Как служанка отвела её в комнату и из-за ширмы ей навстречу вышла «прекрасная альбицийская жемчужина».

Беатриче Ногарола шагнула к ней, набрасывая поверх карнавального платья длинный тёмный плащ с капюшоном, тот самый, что был на ней в видениях Дамианы.

О, Серениссима! Она ведь могла всё понять раньше! Какая же она дура и каракатица! Она подумала на Умберту, но ведь руки! Руки той женщины в самом первом из видений, когда она разглядела браслет! Это были не руки старухи! Это не могли быть руки Умберты!

И локоны цвета «розовое золото»…

Но

кто бы мог подумать, что самая святая из невест Альбиции окажется убийцей!

Дамиана услышала шорох и дёрнулась, пытаясь выпутаться, но верёвки лишь сильнее врезались в запястья. Шорох превратился в шаги, загремел замок, скрипнули петли железной решётки, которой запирался подвал, и в пятно тусклого света шагнула фигура в тёмном плаще.

— Значит… ты моя племянница. Как любопытно! — раздался ангельский голосок Беатриче, и она, опустив капюшон, остановилась перед Дамианой. — А я-то думала, с чего это братья делла Скала вцепились мёртвой хваткой в какую-то грязную цверру! А цверра-то совсем не простая оказалась.

Дамиана смотрела на ангельское личико прекрасной патрицианки и не могла поверить в то, что слышит и видит.

Снова звякнула решётка, и в подвал вошёл кто-то ещё. Миа повернула голову и увидела три фигуры, появившиеся из мрака.

И поняла, что случится дальше.

Её захлестнула такая волна ужаса, что в голове стало разом гулко и совсем пусто. Она просто молча смотрела на двух мужчин и женщину, что вошли и остановились, сбрасывая капюшоны плащей.

Кто они такие, догадаться было нетрудно: огромный здоровяк с оттопыренной губой, в мятой шляпе и кожаном переднике мясника, очевидно, что Серджио Манзотти, тот самый сумасшедший, которого освободил доктор Гольдони. И рядом с ним, собственно, сам доктор — невысокий, худощавый, с заострённой бородкой клинышком. А женщина в маске — Вероника.

Они пришли завершить свой ритуал.

— Она… Она только что убила твою мать! — хрипло воскликнула Дамиана, с ужасом глядя то на Беатриче, то на Веронику. — И ты стоишь рядом с ней, как ни в чём не бывало?!

— Вот уж не думала, что тебя волнует Умберта! Она всё никак не хотела умирать, — спокойно ответила Беатриче. — И она должна быть благодарна, что Вероника отправила её прямиком к ангелам без лишних мучений.

— Но, как ты можешь?! Ты — «жемчужина Альбиции», самая святая из всех невест… за что можно так ненавидеть собственную мать?! — Дамиана всё ещё не верила, что за личиной этого ангела скрывается хладнокровная убийца.

Беатриче посмотрела на Дамиану сочувствующе, и равнодушно ответила, разведя руки в стороны:

— Она это заслужила.

— Заслужила?!

— Да. Много ли ты о ней знаешь?! — спросила Беатриче, доставая из кармана чётки. — Моя мать ненавидела всех своих дочерей. Она рожала нас одну за другой в ожидании, что в одной из нас окажется древняя кровь. Но, увы. Мы были всего лишь обычными девочками. И это было хуже, чем проклятье. Она бесконечно изводила нас этим. Из двенадцати её дочерей — я единственная, последняя, кто осталась здравом уме, не отправилась в монастырь или не умерла. А знаешь почему? Нет, древней крови во мне нет! Но зато бог не обделил меня умом. Я с пяти лет изображаю набожность и святость, потому что на святую никто не посмеет поднять руку. И даже Умберта однажды смирилась с тем, что я настоящий альбицийский ангел.

— Ангел, который убивает женщин?! Но… зачем?! Зачем всё это?! Ради куска стекла?! — спросила Дамиана, всё больше понимая, что отсюда она не уйдёт живой.

— Глупая, глупая цверра! — усмехнулась Беатриче. — Этот кусок стекла — ключ к могуществу. Скоро мой брат станет дожем Альбиции. А я стану его правой рукой. И наступит день, когда я буду решать, чем будет жить эта страна и этот город. А моя мать

хотела, чтобы я просто сидела дома и рожала детей одного за другим, в надежде, что в одном из них окажется древняя кровь. И всё лишь для того, чтобы возродить зеркало! Она была просто злобной глупой старухой. Ведь для возрождения зеркала не надо рожать по ребёнку в год. Зеркалу, которое есть у нас, всё равно, чьей кровью питаться… как оказалось. Просто крови плебеек нужно гораздо больше. Моя мать так и не смогла добиться того, чтобы оно возродилось. А я смогла. И Умберта совсем выжила из ума, так что, — Беатриче сложила пальцы в молитвенном жесте и произнесла, посмотрев на потолок, — зато она не мучилась так, как мучились с ней мы. Да упокоит Господь её душу.

И голос Беатриче окрасился лёгкой скорбью. Но Дамиана поняла, что всё это скорее привычная для неё личина, которую она надевает, как карнавальную маску. Несмотря на все те ужасные вещи, которые Беатриче произносила вслух, она оставалась невозмутимой, настоящей мраморной статуей.

— Зеркалу не всё равно! — яростно воскликнула Дамиана. — Вы кормите этой кровью тёмных богов, а это путь к безумию.

— Это не безумие, это возможность видеть и слышать скрытое, — ответила Беатриче. — Тебе ли этого не знать? Люди просто не видят всё то, что видим мы.

— Вы, как пауки — всё оплели своей паутиной! — прошептала Дамина, осознавая, как много людей оказалось замешано во всё это. — И маэстро Позитано был с вами заодно?

— Он всего лишь позволял Джино Спероне делать с зеркалом… разные эксперименты. И кровь — один из них.

— Ты убьёшь меня? — хрипло спросила Дамиана.

— Конечно убью. Ты же просто подарок небес! Женщина из рода Ногарола и рода делла Бьянко, да ещё с древней кровью! За такой подарок зеркало сделает нас самой могущественной семьёй в Альбиции. И к тому же, ты сама виновата. Сердце моего брата и состояние нашей семьи должны остаться со мной. Мне не нужна соперница, поднявшаяся из гетто до небес. Тем более та, которая вешается на шею моему будущему мужу. Я уверена, что мой брат будет настолько глуп, что решит тебя озолотить. Но я ведь милосерда и добра, поэтому ты умрёшь быстро и без мучений. Они все умирали быстро. И я прочту над тобой молитву, так что ты попадёшь сразу к ангелам. Просто уснёшь, и завтра тебя найдут на одной из кампо в жёлтых лепестках. А я выйду замуж за Райнере делла Скала и буду править этим городом. Прощай, Дамиана.

Она накинула капюшон и шагнула в темноту. А доктор Гольдони бросил на одну из стоящих бочек кожаную сумку для инструментов, свёрнутую валиком. Он неторопливо развязал шнурки, и хирургические инструменты блеснули в свете фонаря.

От этого зрелища у Дамианы будто открылось второе дыхание. Страх и злость скрутили всё внутри, внезапно придав ей каких-то нечеловеческих сил.

Ей следовало сделать это раньше. Захотеть и увидеть всю картину целиком. Но она боялась, ведь это могло стоить ей жизни. Но теперь, осознание того, что она всё равно умрёт, будто расправило за спиной крылья. Теперь терять нечего…

Вот они — четыре Королевы, о которых предупреждали карты. Умберта и Беатриче Ногарола, Вероника и синьора делла Скала. И тьма, через которую надо пройти…

Она закрыла глаза и представила, что всё вокруг — это лагуна. Вода пронизана солнечными лучами и спокойна. Она поблёскивает, играя бликами и медленно застывает, превращаясь в огромное зеркало до горизонта. Ещё усилие и зеркало начинает дрожать и потрескивать так, как будто со всех сторон его сдавливают огромные тиски. А потом взрывается, разлетаясь на тысячу осколков. Каждый осколок — это будущее. Каждый осколок — один из множества вариантов. И все они проносятся перед Дамианой, словно в каком-то огромном калейдоскопе. В них одновременно и будущее, и прошлое, и то, что происходит сейчас.