Желтая звездочка
Шрифт:
Посмотрев на мальчика, он улыбнулся. На щеках показались ямочки.
– Испугался? Я не человек с красной тряпкой.
Зерах это понял уже.
– Смотри, – он указал на звезду на груди. – У меня такая же звёздочка.
– Вы еврей? – спросил юный Ривман.
– Нет. Но я не согласен с политикой фюрера.
– Вас могут арестовать за такие слова…
Зерах однажды подобное наблюдал. Но данное заявление лишь позабавило мужчину.
– Пусть попробуют, если выйдет…
Он вдруг присел на траву. Опешивший мальчик решил последовать его примеру, вновь смотря на уток.
–
– Но есть и серые утки, – припомнил Зерах.
– Именно, мой маленький еврейский дружок. Прямо как и люди. На каждой стороне есть и белые и чёрные пешки, а иногда они могут быть и серыми.
Этот странный человек просидел здесь ещё несколько минут, прежде чем подскочить, и пойти своей дорогой.
– Подождите! – мальчик его окликнул. – Я… Так и не узнал Вашего имени.
– Ещё не время, маленький верей. Лучше возвращайся к отцу. Переживает.
Это последнее что он успел сказать, перед тем как вдруг исчезнуть. Под впечатлением, Зерах пытался рассказать об этом родителям, но кто поверит маленькому мальчику с большой фантазией.
В эту ночь он спал совсем плохо. Ему снился очень странный и пугающий сон, где черно-белых людей с золотыми звёздами заводят прямо в огонь. Все, за исключением пламени, было в серых или черно-белых тонах. А вели этих людей туда люди с красными повязками на плечах. Даже не так. Обезображенные, пугающие монстры их ведут туда. Но кое-кого он всё-таки смог узнать среди этих тёмных лиц – его отца. Зерах пытался бежать к нему, но ноги не слушались, будучи словно прибитыми к полу. Крики растворялись в мёртвой тишине. А отец постепенно горел в огне…
Мальчик проснулся в холодном поту, пытаясь дышать, а рядом с его кроватью сидел обеспокоенный отец. Живой и невредимый. К нему мальчик и бросился, обхватывая руками плечи, и едва ли не плача, подрагивал.
– Аба…
– Малыш, что случилось? – мягко спросил он.
– Мне приснился страшный сон, – заикаясь, залепетал Зерах. – Там черно-белые люди, со звёздами на груди, заходили в огонь, и… и все так реалистично было. Там был ты, и ты тоже сгорел!
– Ну-ну, это всего лишь плохой сон, – Натан начал успокаивать своего сына, прижимая к себе. – Я живой, и я всегда буду рядом с тобой.
– Обещаешь? – с надеждой спросил Зерах.
– Клянусь звездой Давида, – с улыбкой ответил мужчина, а потом подхватил мальчика на руки. – А ну иди сюда!
Была в семье такая привычка для поддержания духа младшего её обитателя – брать его и кружить по комнате. Зерах в данный момент ощущал себя пилотом самолёта, что улетает от всех плохих людей туда, где есть хорошие – за океан, ибо там нет людей с красными тряпками, насколько хорошо он слышал.
– Когда я выросту, то хочу быть фокусником, и радовать людей, не беря с них денег, попасть в Америку или Францию… А ты куда бы хотел, аба?
– К твоей бабушке-старушке. Давно я её не видел, – отвечая, Натан прижимал сына к груди, пока на лице проскользнула нотка тревожности, по данному поводу.
– Я тоже.
Только
Анаэль готовила завтрак. Зерах начал переодеваться в белую рубашку с красным галстуком и бледно-голубые шорты. А Натан приготавливал кофе. Было около десяти часов утра, когда вся нормальная жизнь прекратилась в один момент. Было около десяти утра, когда машина приехала в данный район, начиная погружать людей, тем самым арестовывая. И было около десяти утра, когда раздались стуки, а за дверью квартиры послышалась немецкая недоброжелательная речь. Все семейство Ривманов затаило дыхание в тот момент, и кучковалось выжидающе смотря на дверь, при этом становясь бледнее штукатурки на потолке, которая обсыпалась от ударов об пол в квартире выше. Там тоже была облава.
Нацисты не звонят в дверь – такое правило действовало в их окружении.
Двери взломали, и перед застывшими от страха евреями возникли две фигуры с автоматами и сам Гофман, в служебной чёрной форме, и белыми перчатками на руках. Натан встал впереди своей семьи.
– Это все? – сухо спросил он. Но ответ и так был известен. – Обыскать дом, – это было уже сказано двум солдатам.
Те моментально разбежались. Гофман заложил руки за спину, и посмотрел уже на семейство, сохраняя самообладание.
– У вас пятнадцать минут на сборы.
Натан Ривман, пока его жена успокаивала их сына, нашёл в себе смелость подойти к тому, кто их арестовал. Это действительно оказалась ирония судьбы, раз его послали именно в данный квартал. Оба прекрасно понимали ситуацию друг друга, но ничего с этим поделать не могли.
– Я знаю, что ты не в силах нас отпустить, – заговорил Натан, добавляя с мольбой в голосе. – Но пожалуйста, ради памяти нашей дружбы, защити моего сына. Он всего лишь ребёнок, и погибнет там… – он смотрел на спину старого друга, – Альфред, пожалуйста…
Тот держал паузу пару секунд, через плечо глядя на арестованного. Два друга детства теперь на разных сторонах.
– Я сделаю все, что в моих силах. – всё-таки заключил он. – Однако сам ты навряд ли увидишь его, если вас переправят в какой-то из основных лагерей.
От этого на душе стало легче. Смотря на свою жену и своего сына, он обречённо выдохнул. Если это цена за то, чтобы они остались живы, то он готов пойти на все. Улыбнувшись, он вновь подошёл к ним и присел рядом, обнимая супруг за плечо, и глянув на сына, что, маленьким котёнком, прижался к матери, разбито смотрел в сторону. Глаза и щеки были красными от слез.
Натан, в этот момент, хотел что-то сказать, но вместо сотни слов и обещаний, тихо и размеренно запел:
– Встретимся мы,
В ясный полдень весны,
Пусть не знаю я где, и когда…
Ты улыбнись,
Не смотря ни на что
Тучи в синем небе разогнать сумей.
Эта песня могла многое сказать. И немного поднять дух маленького мальчика, который последовал примеру родителей, и ушёл на сборы. Он думал тогда, что не будет брать много вещей, ибо когда-нибудь они вернуться домой. Как он ошибался в тот момент…