Желтоглазые крокодилы
Шрифт:
— Но я не хочу, чтобы он ей навредил!
— Он пальцем ее не тронет. Если что-то с кем-то он и сделает, то явно с другой. Я уверена, он затеял всю эту историю, чтобы произвести впечатление на… Гортензию! Они все грезят о твоей маленькой ведьмочке. И мой сыночек первый! Думает, я не вижу, как он пожирает ее глазами!
— Когда я была маленькая, то же самое было с Ирис. Все мальчики по ней с ума сходили.
— И видишь, что получилось.
— Ну… она же преуспела в жизни, правда?
— Да. Удачно вышла замуж… если ты называешь это «преуспеть». Но без мужниных денег она ничто!
— Сурово ты с ней…
— Нет.
Жозефина вспомнила агрессивный тон Ирис в бассейне. И недавно, по телефону… Жозефина пыталась ей что-то посоветовать по поводу книги… подкинуть какие-то идеи… «Я помогу тебе, Ирис, я подберу для тебя истории, найду подходящие документы, тебе останется только написать… Ой, слушай, знаешь, как в те времена называли налог?» Так как сестра не отвечала, Жозефина продолжала: «Они говорили „оброк“, такое вот странное слово, от „обречь“! Забавно, правда?» И тогда… и тогда… Ирис, ее сестра, ее любимая старшая сестрица, ответила: «Ты достала, зануда! Достала! Ты слишком!..» — и повесила трубку. Жозефина призадумалась. Что «слишком»? Она различила подлинную злость в этом «достала!» и решила Ширли ничего не рассказывать — ведь окажется, что та опять во всем права. Должно быть, Ирис и правда несчастна, раз так реагирует. «Точно, она несчастна!» — подумала Жозефина, слушая короткие гудки в трубке.
— Она так любит моих девочек!
— Ей это недорого обходится…
— Ты никогда ее не любила, почему — не знаю.
— А твоя Гортензия, если ты ее не обуздаешь, станет такой же, как тетка. Быть «женой такого-то» — не профессия! Если когда-нибудь Филипп бросит Ирис, у нее ни хрена не останется.
— Он никогда ее не бросит, он безумно в нее влюблен.
— Да что ты об этом знаешь?
Жозефина не ответила. Поработав с Филиппом, она начала лучше его понимать и всякий раз, когда появлялась в конторе на проспекте Виктора Гюго, заглядывала в его кабинет, если дверь была приоткрыта. Как-то раз она спросила, стоя в дверном проеме: «Нужно, наверное, нажать кнопку на пульте, чтобы ты поднял голову от своих бумаг?» Он рассмеялся и пригласил ее войти.
— Еще четверть часа, и я смываю, — сказала парикмахерша Дениз, раздвинув расческой папильотки. — Хорошо схватывается, получится просто отлично! А вас будем смывать через десять минут.
Она ушла, виляя бедрами под розовым халатиком.
— Скажи-ка, — спросила Жозефина, проводив глазами ее покачивающийся зад, — а Милена тут работала?
— Да. Как-то делала мне маникюр. Неплохо, кстати. Что слышно про Антуана?
— Мне ничего не слышно. Девочкам он звонит и пишет.
— Это главное. Хороший он парень, Антуан. Немного рохля, конечно. Тоже никак не может повзрослеть.
Услышав имя Антуана, Жозефина почувствовала, что внутри все сжалось. Черная тоска навалилась на нее, схватила за горло: долг! Тысяча пятьсот евро в месяц! Господин Фожерон… «Креди Комерсьяль»! Если учитывать январскую выплату, от восьми тысяч евро не остается ни гроша. Последние крохи она потратила, покупая подарки для Гэри и Ширли. Подумала, что несколько евро погоды не сделают, и представила себе счастливую физиономию Гэри, когда он откроет пакет.
Она осела в кресле, едва не разрушив конструкцию из папильоток.
— Что с тобой?
— Все нормально…
— Ты белая, как мел… дать журнал?
— Дай… Спасибо.
Ширли протянула
— Через пять минут, приготовьтесь, — сказала Жозефине девушка в розовом халатике…
Жозефина кивнула и попыталась сосредоточиться на журнале. Она никогда не читала журналов. Рассматривала обложки в киосках или украдкой подглядывала через плечо соседки в метро, ухватывала пол-рецепта, кусочек гороскопа, фотографию понравившейся актрисы. Иногда подбирала какой-нибудь журнал на скамейке и приносила домой.
Вдруг, перевернув листок, она завопила:
— Ширли, Ширли, смотри!!!!
Она вскочила и побежала к мойке, потрясая журналом.
Ширли, сидя с запрокинутой головой и закрытыми глазами, невозмутимо ответила:
— Ты видишь, я сейчас не могу читать.
— Только взгляни на фото! На эту рекламу мужских духов!
Жозефина уселась в кресло напротив Ширли и стала тыкать ей под нос журнал.
— Ну и что там? — буркнула Ширли, скривившись. — Из-за тебя мне мыло в глаз попало.
Жозефина подставила журнал поудобнее:
— Взгляни на мужчину на фотографии.
Ширли извернулась, разлепила глаза и рассмотрела фото.
— Ничего! Очень даже ничего себе парень!
— И все?
— Ну я же сказала, вполне ничего… You want me to fall on my knees? [19]
— Это же незнакомец из библиотеки, Ширли! В синем пальто с капюшоном! Он манекенщик! А блондинка на фото — та, на переходе, помнишь? Они как раз тогда для журнала и снимались! Какой же он красивый!
19
Мне что, на колени перед ним встать? (англ.).
— Странно, тогда, на дороге, он мне как-то не приглянулся.
— Ты вообще не любишь мужчин.
— Sorry [20] : я их слишком любила, и потому сейчас предпочитаю держаться от них подальше.
— Во всяком случае, он хорош собой, он жив и снимается в рекламе.
— Ну и что ты теперь будешь делать? В обморок упадешь?
— Нет, вырежу фотографию и положу в сумочку. Ох, Ширли, это знак!
— Знак чего?
— Знак, что он еще вернется в мою жизнь.
20
Извини (англ.).
— Ты веришь во всю эту ерунду?
Жозефина кивнула. «Я еще и со звездами разговариваю», — подумала она, но не решилась сказать это вслух.
— Мадам, идите за мной, пора смывать краску, — прервала ее Дениз. — Вы себя просто не узнаете!
«И я стану краше самой Изольды Белокурой с ее золотистыми сверкающими локонами», — подумала Жозефина, усаживаясь у раковины.
Большая стрелка стенных часов подползла к половине шестого. Ирис удивило, что она смотрит на дверь кафе с таким нетерпением. А вдруг он не придет? Вдруг в последний момент решит, что идти не стоит? По телефону директор агентства показался ей любезным и аккуратным человеком. «Да, мадам, я вас слушаю…»