Желтый ценник
Шрифт:
Асе показалось, что они проспали полчаса от силы. С тех пор как она вышла на рынок, она никак не могла выспаться. Она спала повсюду: если появлялась свободная минута, присаживалась за стол, приваливалась к стене, вытягивала ноги в кресле самолета – хоть где, в любой позе прикрывала глаза и отрывала у сна десять, пятнадцать минут. Главное, когда просыпаешься, вспомнить и сориентироваться, где ты находишься: в китайском отеле или на даче у свекрови. От этого зависит, как ты просыпаешься: или ты вскакиваешь с чувством неловкости, или, не запоминая ни слов, ни жестов, растягиваешься, переворачиваешься
– Вставайте, – тормошила тетя Валя Асю.
А где Ася? Она по кончик носа провалилась в глубину перины, и не выкорчевать ее никакими уговорами. Зажатая облаком перьев, она не способна даже повернуть голову. Она ежится – ей неудобно в этом перьевом плену. В попытке подняться, старается выплескать руки, набирает силы и чувствует, что не может, не владеет телом.
Тетя Валя подставляет руку, помогает выпростаться. Ася с сожалением освобождается от мягкого очаровательного плена. Век бы здесь спала, но надо ехать обратно.
Теперь надо собраться и вспомнить.
Смутно выплывает конь, дорога, фура, пограничники, коричневое лицо тети Вали. Она что-то говорит, и Ася не сразу понимает о чем.
– Тут это, – как-то застенчиво-фальшиво ведает она, – тут это… короче, Василий ускакал на коне в пустошь.
Ася обдумывает сказанное и не понимает, к чему ведет тетя Валя.
– Он же вернется?
Тетя Валя неопределенно пожимает плечами. По мнению Аси, это абсолютно неправильный жест: «Скажи „да“, покатается и вернется. Ведь правда?!» Но тетя Валя молчит. Так делают все люди, которые знают правду, но ни за что ее не выдадут, потому что она неудобная и не та, которую ожидают.
– Тетя Валя! Не молчи! Куда уехал Василий? – напрягается Ася.
– Честное слово, не знаю. Сказал, что здесь опасно оставаться коню, он уже видел злых людей и от греха подальше решил коня спрятать.
Ася помотала головой. Нет. Она не собирается слушать эту чушь. Ее голове не нужны неправильные слова, собранные из неправильных мыслей.
– Тетя Валя! – уже грозно, почти переходя на крик, зарычала Ася. – Как Василий тебе это сказал, если он глухонемой?
– Вот так ручками и сказал, – взмахнула широкими ладонями доярки тетя Валя.
Ася села на пол, уперлась локтями в коленки и собралась зарыдать. Не получилось – давно уже не использовала этот механизм выражения чувств. Слезы пропали напрочь.
– А где все?
– Спят. Руслан пошел в туалет. Я утку для вас зарубила. Бульон щас попьете, мясо с собой возьмете.
О чем она говорит?! Мясо, утка! Что делать с лошадью? Как за нее отвечать перед Алмазией? Проспать все на свете! Такого дорогого сна у Аси никогда не было.
В дом зашел Руслан. Ася вздрогнула от его бледного лица: на умном, добром лице не было ни кровинки. Она впервые видела его таким напуганным и опустошенным. «Ну и хорошо, – порадовалась Ася, – значит, уже знает про коня».
Руслан подсел к Асе на пол и доверительно прошептал ей на ухо:
– Там в туалете голова утки.
Ася вылупила глаза.
– И что?
– Она смотрит. Я сру, а она мне в задницу смотрит.
Ася заплакала от смеха.
– Что ты ржешь? – обиделся Руслан. – Я говорю, голова живая, из говна смотрит.
Туалет был освещен пополам из маленького
– Кто бы мог подумать, – переживала тетя Валя и забрасывала выгребную яму переспелой лебедой и сухой ботвой от картофеля. – Всю жизнь так делаю.
Но Ася была благодарна ей. После этого случая с уткой потеря коня выглядела не так устрашающе.
Гуля уже позвонила матери и рассказала обо всем.
Как мгновенно, однако, в нас отражается чужая жизнь: при чьей-то потере – погружаемся в воспоминания о своей боли.
Василий не вернулся ни к вечеру, ни к утру. До вечера вчетвером обошли весь поселок, глупо улыбаясь, задавали одни и те же вопросы: про Василия, про лошадь. В поселке уже все знали. Кто-то сочувствовал, понимал, что искать такого раскрасавца бесполезно, кто-то советовал подождать, предполагая, что Василий заплутал или конь захромал: идут пешком и на самом деле идут далеко. Было много разнообразных версий, одна другой мрачнее, смешнее, невероятнее.
Около интерната инвалидов, где обитал Василий, их встретила молоденькая директриса. Много говорила и деловито рассказывала о Василии: добрый, честный, исполнительный. Ругала себя, что нарушила правила и отпустила. Ругала гостей, что подвергли неустойчивую психику больного соблазну. «Вот он давно бы уже вернулся в интернат, а теперь где его искать? И от областного начальства попадет за нарушение инструкции. Но не это главное. Поругают и отпустят, все равно работать некому, а вот Василия жаль – пропал хороший человек». Директриса много говорила, и все ее слова кружили над ними, мутили душу.
Когда тронулись в обратный путь, уже начинало светать. Дорога была еле видна в утреннем тумане. Впереди двигались два грузовика с высокими бортами, обтянутыми серым брезентом. В узкую щель кузова одного из грузовиков на каждой кочке небольшими порциями просыпалась пшеница. Если прицепить мешок, то к концу пути он бы наверняка наполнился.
Сергей и Руслан двигались следом. Мимо проносились машины с российскими и казахскими номерами. До границы оставалось еще километров двадцать, когда между Русланом и Сергеем протиснулась «газель» с потрепанным синим тентом. Газелист стал тихо притормаживать, чем очень сильно взбесил Руслана. Он пытался обогнать, но газелист чуть притапливал и, мешая обгону, выезжал на середину дороги. То же самое происходило и перед Сергеем.
– Слушай, – вдруг догадалась Ася. – А не может быть такого, что они хотят нас остановить?
Руслан практически выехал на обочину, сравнялся с «газелью»: наглый взгляд водителя, кривая усмешка. Поймав взгляд Руслана, газелист замахал рукой и потребовал остановиться.
– Что ему надо? – Руслан притормозил и быстро вышел из машины.
Сергей остановился следом. И было видно, как за фурой притормозила еще одна «газель». Это вызвало у Аси подозрение. Хотя, может, так же заблудились, как и они, по дороге сюда. Но дело было, видимо, в другом. Из «газелек» появились люди, среди них был человек в кожаной куртке, золотых очках, они поблескивали в свете первых лучей солнца и озаряли своего хозяина золотистым ореолом, отчего взгляд выглядел совершенно безумным.