Желтый дом. Том 1
Шрифт:
Разошлись далеко за полночь. Я решил пройтись пешком (мне предлагали подвезти на машине, но я отказался). Ко мне присоединился довольно крупный работник Совнаркома. Впоследствии он тоже был расстрелян. Впрочем, все остальные тоже. На душе у моего спутника, видать, накипело. Всю дорогу он мне рассказывал про ужасы, которые творятся во всех уголках страны и во всех звеньях системы власти и управления. Меня это ничуть не трогало. Я вежливо слушал, думая свою думу: доносить или нет? Он говорил, а я твердил про себя одно и то же. Об этих
Между прочим, хочу обратить внимание на одно странное обстоятельство. Когда впоследствии все участники того вечера стали один за другим исчезать в связи с враждебными «уклонами», «заговорами», «группами», «оппозициями» и т.п., пачками выдавая своих «сообщников», ни один из них не упомянул моего имени. Случайность? Забывчивость? Желание спасти мне жизнь? Не думаю. А жизнь моя для них не стоила ломаного гроша. Может быть, именно в этом дело? Я был для них слишком ничтожен, чтобы помнить обо мне. Я для них просто не существовал!
Короче говоря, все началось с безразличия, конкретнее — с нежелания открыто защищать Его от нападок со стороны его противников. Признаюсь, я почувствовал даже некоторое (очень слабое, правда) удовольствие оттого, что есть люди, которые его не любят и презирают.
Явление одиннадцатое
КГБ. Полковник беседует с Женей.
П. Эти доносы перепиши. Они не по форме. Халтури парень? Почему тут ни слова о связях с ЦРУ? А тут — слова об антисоветской пропаганде?
Ж. Но они же члены КПСС!
П. Тем более. И имей в виду, на тебя самого уже поступило сорок три доноса. Из них пятнадцать от Васи, семь Тани, пять от Зураба.
Ж. Но я с ним незнаком!
П. Тем более. Еще семь доносов, и будем тебя брать. Учти на будущее. Нам сейчас нужно пять американских шпионов, девять идеологических диверсантов, пятнадцать диссидентов, Процент преподавательского состава надо увеличить.
Ж. А меня за что будете брать?
П. За валютные махинации. И за стишки.
Ж. За какие стишки? Я стишки не умею делать.
П. А кто написал «Балладу о Генсеке»? Васька говорит что ты.
Ж. Врет. Мне он говорил, что это Пушкин написал.
П. Не сваливай на Пушкина. Мы на машинах проверим,
Баллада о Генсеке
Случилось это в седую старь
В стране чрезвычайно дальней.
Правил в стране той тогда Секретарь,
И не какой-нибудь, а Генеральный.
Он жаждал мудрей всех на свете стать.
Для этой цели доклады
С трибуны по многу часов читать
Обожал без складу и ладу.
Однажды позвать он к себе приказал
Ученых, кто поумнее.
Сочините мне, он им строго сказал,
Доклад изо всех длиннее.
Чтобы я всесторонне в докладе том
Осветил все проблемы на свете.
Чтобы тысячу лет изучали потом
Как взрослые, так и дети.
Десять лет подряд много тыщ мудрецов
Исписали чернил реку.
Много тыщ холуев, еще больше льстецов
Сочиняли доклад Генсеку.
Наконец, юбилей подходящий приспел,
Круглый срок некой даты минул,
И Генсек в микрофон, как всегда, засопел
И для чтения пасть разинул.
Целый день читал, выбиваясь из сил,
Аж мозги потекли из носа.
Но и сотой доли не осветил
Даже самых важных вопросов.
Ужасающей скукой заполнился зал,
Захрапели в рядах депутаты,
Ну а он все читал, и читал, и читал,
Приводя за цитатой цитату.
Трое суток прошло. Он натужно хрипел,
Еле челюстью двигал от боли.
А сказать-то бедняга всего-то успел
Еле-еле десятую долю.
Зарастал паутиной и плесенью зал,
В прах рассыпались все делегаты.
И Генсек бездыханный с трибуны упал,
Подавившись своею цитатой.
И страна погрузилась в дремучую тишь,
Заросли к ней пути и дороги.
Если ты невзначай на нее налетишь,
Уноси, пока цел, ноги.
Голоса
— Плюнь ты на Них! Что ты Ими забиваешь себе голову?!
— Меня унижает сам факт Их существования.
— Пойми, Они не люди, а лишь человекоподобная персонификация социальных законов этого общества. И относись к Ним как к мертвой и неразумной природе.
— Именно это-то и раздражает.
— Так можно свихнуться.
— Или выздороветь. Так называемое нормальное общественное сознание есть форма массового сумасшествия на самом деле. Чем характеризуется сумасшествие? Неадекватным пониманием и оценкой происходящего вокруг. Возьми любого средненормального индивида...
— Это понятно, и я спорить тут с тобой не могу. Но это — не медицина, а идеология.
— Идеология навязывает и медицине свою волю. Ты думаешь, кагэбэвские врачи в психиатрических больницах и тюрьмах все сплошь жулики? Нет, они честны с точки зрения этики нашей психиатрии.